Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 - Михаил Северный
Он не знал, почему кричал это предателю. А тот вдруг начал танцевать.
* * *
Есть на свете цветок алый-алый
Яркий, пламенный, будто заря
Самый солнечный и небывалый
Он мечтою зовется не зря
Может там за седьмым перевалом
Вспыхнет свежий, как ветра глоток
Самый сказочный и небывалый
Самый волшебный цветок
Самый сказочный и небывалый
Самый волшебный цветок
Хорошая песня звучала в голове у Женьки. Шикарная песня. Прямиком из детства. Бьет по всем нервным окончаниям сразу. Как не закружиться под такую прелесть?
«Ты чего творишь! Остановись!»
Он кружил и кружил в танце, напевая себе под нос простые, как стакан молока, слова.
Вспоминая о радостном чуде
Вдаль шагая по звонкой росе
Тот цветок ищут многие люди
Но, конечно, находят не все
Может там за седьмым перевалом
Вспыхнет свежий, как ветра глоток
Самый сказочный и небывалый
Самый волшебный цветок
Самый сказочный и небывалый
Самый волшебный цветок
«Не подходи ближе или я буду стрелять! Не подходи или я выстрелю! Ни шагу ближе, ты! Руки опусти!»
Ля-ля-ля! Кто-то толкнул его в бок, и Жека взлетел, как Нуриев, только великий танцор не падал, а Женька не устоял и свалился на бок. Ударил гром, скоро будет дождь. Нужно бежать домой к маме иначе накажут.
«Женька! Прости, ты как! Я не хотел!»
Женька поднялся и увидел друга в окне. У друга была ружбайка. «Класс, — подумал Женька — Надо глянуть на ружбайку, а потом домой».
«Не подходи! Стой где стоял!»
«О, мой ножик лежит. Выронил, когда упал. Может Фомка захочет поменяться, на день хотя бы. Он мне даст пострелять из ружбайки, а я ему крутой ножик».
«Не поднимай его! Не поднимай, бля!»
Почему не поднимать? Это мой ножик. Батя выпорет, если потеряю. Бах! Да что такое? Кто толкается? Хряк с разбегу дал под дых? Так почему я его не слышал? Всё этот Фомка-крикун.
* * *
Фома выстрелил второй раз и безумец упал, не дотянувшись до ножика. Он лёг на спину и вытянулся широко раздвинув ноги и расставив руки, обтекаемый кровавой лужей как чёрной тучей. Ноги припадочно дергались, односельчанин был еще жив и пытался подняться — рука тянулась туда где блестел брошенный всеми нож. Орудие убийства. Убийство. Фома опять убил, мало ему было прошлого раза — тогда он как раз пользовался ножом, пьяная драка. И вот опять.
«Я вызову скорую!» — крикнул Фома, в голове крутилось сотни мыслей. Что можно сделать? Как все поправить? Где Галка с племянниками когда они так нужны? На плечо легла рука. «Полиция?» — подумал Фома и осторожно убрал руки от ружья, оно все равно не заряжено. Конечно, это была не полиция.
2.
Когда Лютый попросил Женьку потанцевать, тот не отказался. Мороз и не таких заставляет танцевать, топать ножками в валенках, хлопать в ладоши и растирать замерзшие щеки. Мороз — отличный манипулятор.
Женька обратился к классике. Яблочко. Всем танцам — танец.
'Эх, яблочко, да на завалинке
Продаёт офицер стары валенки
Эх, яблочко, катись по бережку
Раз купил товар — давай денежку
Раз купил товар — давай денежку'
В пляс он пошел любо дорого глянуть. Все-таки люди умеют всякое. Не только убивать, обманывать и красть, но еще и веселиться, праздники устраивать, любить, надеяться, выдумывать и танцевать. Женька ещё помнил как двигаться, чувствовал тело. Учителя хорошие были, плюс щепотка таланта. Даже нехороший человек с ворованным оружием засмотрелся на него и в окно высунулся. Нет, он хочет стрелять!
— Стоять, бля! Руки вверх подняли, бля!
Лютый перестал хлопать. Пусть отвлечет внимание на себя. Пусть танцует сколько сможет. В конце концов в стволе всего лишь два патрона.
* * *
«Я вызову скорую!»
Лютый стоял за спиной нехорошего человека и был очень зол. Невероятно зол на этот раз. Потрачена энергия на танцующего ребенка, потрачена энергия на ускорение движения и нужно будет тратится ещё. Забери меня, пурга, проще убить этого гада.
«Нет!» — сказала Снежка. Ясно и понятно. Она сидела у него в голове как Снежная Королева, и командовала точно так же. Рукой поведёт — город захвачен, другой поведёт — замок разрушен. И эта туда же — командовать хочет. Бабы хоть снежные, хоть африканские черные невольницы — все одинаковые. Командовать мужиками хотят и могут. И фиг ты с ними посоревнуешься, как бы не петушился, потому что рано или поздно, так или иначе, женщина из гордого широко шагающего петуха сделает мокрую облезлую курицу.
Ну нет, так нет. Мороз постучал двумя пальцами мужчину по плечу — тот как раз собирался ружье проверить на предмет патронов. Считать его что ли до двух не учили? Мороз положил руку ему на плечо и чуть сжал. Мужчина тоже сжался. Сейчас прыгнет или развернётся и ударит прикладом чтобы ошеломить и повернуться лицом к противнику. Замер и не двигается. Трус. Расстреливать людей из укрытия это не идти в рукопашную против опытного бойца.
— Ружье. Дай мне, не оборачиваясь. Медленно, без резких движений.
Человек выполнил приказ беспрекословно. Дрожащей рукой передал оружие назад, не оглядываясь. Мороз проверил, убедился что все в порядке и ткнул стволом в спину.
— Патроны. Из карманов. Быстрее.
Пока убийца доставал из карманов цилиндрики и возвращал награбленное человек внутри здания перестал дергаться в конвульсиях и умер. Третий за день.
— И что ты наделал? — дел опять ударил его стволом промеж лопаток — Ты человека за что убил? Ты же сам человек!
«Человек» упорно молчал и только слегка дрожал. Боится умереть. Убивать не боялся, а сам отправиться по ту сторону не хочет. Никто не хочет туда, там холод и ночь.
— Развернись и посмотри мне в глаза, нехороший человек. Может быть я последний кого ты увидишь на этой стороне.
Человек медленно поворачивался, дрожа как напуганная псина. Не такой он уже и храбрый без дробовика заряженного серебром. Не жалко его. Женьку, умирающего там, за окном, жалко немного — этого нет. Слишком уверен был в своих действиях. Никакой спонтанности, чистый расчет. Обмануть всех и заработать. В детстве они любят подарки, когда вырастают — любят деньги.
Он повернулся и руки поднял вверх. Пальцы дрожали как будто к ним подвели напряжение. Лицо сморщилось, губы скривились, он вслед за Женькой превратился в ребенка и собирался плакать. Он скорчился как гоблин из Гарри Поттера и вжался задом в стену. Жалкое
