Вадим Панов - Охота на Горностая (сборник)
– Видно, тебя сам Спящий выбрал, – вздохнул Бенедикт. – Встретить одного из разумных – небывалая удача. Хоть мы и знаем, где они обитают, но нам запрещено ходить в те края… Давным-давно на земле жил народ, который был дружен с драконами, но шло время, и драконы стали вырождаться, начали всё больше походить на обычных животных. И тогда часть из них, желая сохранить свободу и знания, ушла. Мы не препятствовали, и много веков они живут обособленно, не пуская чужаков на свои земли. Некоторые пытали счастье, кто-то возвращался ни с чем, а кто-то не возвращался вовсе.
– А что за народ такой? – Сорен слушал, затаив дыхание.
Бенедикт помолчал, а потом ответил:
– Маги.
– И ты, ты тоже маг? – изумился Сорен. – Но тебя же сожгут!
– Будешь ещё орать – сожгут, – осадил его Бенедикт. – Никто не знает, других магов в городе нет. И я здесь не поэтому.
– А почему?
Сорен, конечно, понимал, что задаёт слишком много вопросов, но он впервые видел живого мага, пусть и при таких невесёлых обстоятельствах.
– Другу помогал в одном деле, противозаконном, конечно, – вздохнул Бенедикт, а потом добавил безучастно: – Завтра нам головы отрубят, обоим. Или послезавтра.
– Погоди, – зашептал Сорен, – но раз никто не знает, что ты маг и на тебе нет оков, значит, ты можешь бежать?
– Могу, – рассеянно кивнул Бенедикт.
– Так за чем же дело стало?
– Тогда все поймут, что я маг. И друга моего в пособничестве заподозрят. Я сбегу – его пытать станут. А так нас убьют быстро и почти безболезненно. – Бенедикт говорил едва слышно, через паузу на долгий глоток воздуха. – Я знаю, что такое пытка, и не… – Он замолчал, привалившись плечом к стене.
– Почему ты мне это рассказываешь? Вдруг я твою тайну выдам? – некстати засомневался Сорен.
– Тебя выбрал дракон, и я чувствую, что ты не врёшь, – Бенедикт слабо взмахнул рукой и вновь погрузился в свои мысли.
Сорен не стал дальше расспрашивать.
– Расскажи про дракона, – попросил Бенедикт.
Сорен поёжился и отодвинулся от стылой каменной стены.
– Жил он за Янтарным хребтом…
Часть 3
Про кузнеца
Грохот пушечного выстрела был похож на далёкий раскат грома – Сорен отошёл от города на милю, но всё равно вздрогнул и остановился, на мгновение закрыв глаза. Мрачная громада городских стен высилась в рассветной дымке за спиной, вороньё с криками вилось над призрачными зубцами.
Он всю ночь рассказывал Бенедикту про дракона – про свою жалкую, в несколько медяков, но всё же удачную попытку спасти беднягу, про золото, про бессонницу, про то, как не решился погладить удивительное существо по чешуйчатому носу. Рассказывал, пока не охрип, пока не лязгнула дверь и в камеру не вошли стражники – оказывается, уже пробило четверть седьмого. Мага увели, не позволив попрощаться толком, а Сорена вытурили взашей, туманно наказав «зря не шляться».
И сейчас, стоя вдалеке от городских ворот, он слушал эхо далёкого выстрела и медленно осознавал, что того, кто так хотел узнать о драконе, больше нет.
Когда Сорену удалось сдвинуться с места и вновь отправиться туда, куда глаза глядят, он толком не помнил. Шёл себе, загребая ногами густую жёлтую пыль, облизывал губы, потрескавшиеся от жары, перекидывал с плеча на плечо тощий узелок и старался ни о чём не думать.
Дорога привела его в безымянную деревушку, приткнувшуюся на излучине быстрой реки. Несколько кособоких домиков, что-то вроде постоялого двора с трактиром, возделанные местными аккуратные участки полей. В неподвижном воздухе позднего полудня далеко разносились удары кузнечного молота.
И Сорен отчего-то направился не на постоялый двор, а туда, откуда доносился этот перестук.
Кузница притулилась на околице и смотрела на мир узкими слюдяными окошками. Под навесом, занимавшим едва ли не полдвора, высился горн, рядом стояла бочка с водой, лоток с песком и наковальня, на которой, под размеренными ударами молота, так и норовила выпрыгнуть из щипцов раскалённая подкова.
Сорен остановился, разглядывая кузнеца: литые мускулы загорелых рук и длинная девичья коса, небрежно переброшенная через плечо. Он кашлянул, привлекая внимание, и девушка обернулась, опустив молот и развязывая стянутый в узел широкий отрез ткани, повязанный на лоб, как лента.
– Здравствуй, странник, – приятным низким голосом проговорила она. Зелёные глаза смотрели на Сорена без страха, спокойно и дружелюбно. – Что привело тебя ко мне?
Сорен и сам не знал. Но развернуться и уйти, налюбовавшись, было неудобно, поэтому он сказал:
– Да вот, ищу, где остановиться на ночь.
Прозвучало глупо и нескромно, но девушка даже не порозовела, только глаза блеснули озорно да лёгкая улыбка тронула уголки губ. Она шагнула вперёд, стаскивая рукавицу, и протянула для пожатия маленькую крепкую ладонь.
– Ганна.
– Сорен.
– Проходи, странник Сорен. Закончу с делами, покормлю тебя и на ночлег устрою. – Она смерила его пристальным, долгим взглядом и вдруг усмехнулась: – Не бойся, платы не возьму. Никакой.
Сорен подумал было обидеться – надо же, никакой! – но тут же сообразил, что девушка над ним посмеётся, и вежливо кивнул в ответ. Ганна махнула рукой – располагайся, мол, – и снова взялась за молот. Звонкое эхо рассыпалось в душном, дымном воздухе.
Когда солнце коснулось верхушки леса, они сели ужинать. Ганна, переодевшись в чистую белую рубаху и холщовые штаны, сноровисто собрала на стол: простую похлёбку, хлеб, домашний эль. Они сидели друг против друга, почти соприкасаясь коленями. Её чисто умытое, гладкое лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени. Когда она подносила кружку к губам, рука её едва заметно дрожала – Сорен решил, что от усталости, всё ж таки не женское это дело – кузнечное ремесло. Но спросить так и не решился.
Ганна заговорила сама – когда они вдвоём помыли посуду в большой бочке и уселись бок о бок на крыльце, глядя, как стелются по земле долгие сизые тени.
– Тебе, наверное, много чего спросить хочется, странник Сорен, да не знаешь, как начать?
Усмехнулась, подтолкнула локтем в бок: смелее, не робей. И опередила Сорена на мгновение:
– Почему такая девушка, как я, занимается таким делом?
– Именно.
Ганна склонила голову – волосы мягкой волной скатились по плечу, закрывая лицо. Сорен смотрел на её руки – жёлтые застарелые мозоли, пальцы с набухшими суставами и кожей в мелких ожогах, ногти обломаны. Она бессознательно сжимала и разжимала ладони, морщась, словно превозмогая боль.
– Многие хотели бы знать, – сказала она и добавила совсем уж странное: – Даже я.
Сорен открыл было рот, но Ганна легко хлопнула его по колену.
– Нет, погоди. Сама всё расскажу. Этим и заплатишь – выслушаешь меня. – Она выпрямилась, снова поморщившись, откинула волосы назад, устремила взгляд в темнеющее небо. – Мало кто забредает сюда случайно, а остаются и того меньше. Слушай, странник. Я родилась не здесь, а в далёком, удивительном городе, в семье, где девочек с самого рождения прочат в волшебницы. – И рассмеявшись вдруг, спросила: – Веришь, что есть такое место?
– Верю, – честно сказал Сорен. Как не поверить, после всего, что с ним приключилось.
Ганна посмотрела на него удивлённо и благодарно и продолжила:
– Я родилась не такой, как мои сёстры, ни силы волшебной во мне не было, ни таланта, учить меня не учили, бесполезно же, а сосватали за старого богатого барона, чтобы хоть какой-нибудь толк от меня был. Мне исполнилось семнадцать, свадьбу назначили на День урожая. Накануне я подмешала няньке в вино сонный порошок и сбежала. Думала, обдурю судьбу свою, живут же другие без магии и славы добиваются, и почестей. Решила, докажу, покажу, на что способна, и тогда только вернусь домой. Да не вышло ничего. Я скиталась нищенкой по чужим землям, батрачила где придётся, денег немного скопила и обосновалась тут – место здесь глухое, путники редко заходят, да и времени прошло достаточно, чтобы решили, что меня уже нет в живых. Теперь вот думаю, правильную ли дорогу я выбрала?
Кожа Ганны, при свете пламени показавшаяся Сорену золотистой, в сумерках обрела почти мертвенную бледность. Он словно только что её разглядел – полукружья теней под глазами превратились в глубокие синяки, резче обозначились скулы. Девушка поднялась со своего места, сцепив зубы, удерживая стон, сунула руку в карман, достала и закинула в рот какой-то корешок.
– Лечебная трава, – объяснила она. – Облегчает боль, помогает уснуть.
– Ты… – начал было Сорен, да осёкся. Ганна смотрела на него сверху вниз, спокойно, даже сочувствующе как будто.
– Жар горна опалил моё горло, – проговорила она. – Дым разъел нутро. Молот сорвал спину. Железо отравило кровь. Но это всё равно, что обвинять ручей, что он землю размывает, или пламя – что пожирает дерево. Я сама сделала выбор.
Она похлопала Сорена по закаменевшему плечу, поднялась по ступенькам и исчезла в доме.
