Дочь врага Российской империи. Гимназистка - Василиса Мельницкая
Клавдия благоразумно заткнулась.
В библиотеку Ольга провела нас подземным переходом. Я не только слушала, но и по сторонам глазела. Дорогу запомнить не пыталась, если карта есть, разберусь. А интерьеры… достойны внимания. Зря я не интересовалась историей гимназии. Не удивлюсь, если здание это — бывшее родовое гнездо кого-то из знати. Паркетные полы, потолки с лепниной. Огромные люстры с позолотой. Стены… разные. Кое-где — каменная кладка, кое-где — дерево, но, в основном — тканевая драпировка. Позолота. Мраморные лестницы с красными ковровыми дорожками, деревянными перилами и резными балясинами. Картины — пейзажи и натюрморты. Напольные вазы в альковах. Окна большие. Иногда, внезапно, витражные. Общий стиль есть, но в границах одного помещения.
А библиотека…
Внутри донжон был полым. На единственном нижнем этаже располагались картотека и столы библиотекарей. А на стенах, вплоть до стеклянной крыши — полки с книгами.
— Э-э-э… — только и смогла я сказать, рассматривая пестрые от цветных книжных корешков стены.
— Впечатляет, да? — хмыкнула Ольга.
— А как же…
— Механизмы, летающие платформы. Внутри стены есть лестница, но она ведет на обзорную площадку.
— Поднимемся? — тут же предложила Клава.
— Как-нибудь в другой раз. И без меня, — поморщилась Ольга. — Вид красивый, но узкий лаз внутри стены… так себе удовольствие.
Книг выдали немного, однако в двух экземплярах.
— Один здесь будет, в личном шкафчике, — пояснила Ольга. — Другой домой забирайте. Пойдемте, покажу, где хранят личные вещи.
После она повела нас туда, где выдавали форму: два комплекта костюмов на каждый день, пиджак для торжественных мероприятий, два комплекта спортивной формы, купальник и шапочку для бассейна, костюм для верховой езды и обувь, соответственно.
— Из готового платья выбирать будете или индивидуальный заказ? — спросила кастелянша.
— Индивидуальный заказ, разумеется, — чуть ли ни с обидой произнесла Клава.
Уточнив ее фамилию, кастелянша вывезла из кладовой вешалку с одеждой на плечиках.
— А вы, барышня? — обратились ко мне.
— Из готового, — вздохнула я.
— Имя?
— Яромила Михайлова.
Кастелянша заглянула в свой журнал и уставилась на меня с укором.
— Что же вы меня в заблуждение вводите, барышня? — проворчала она. — У вас индивидуальный заказ. Все сшито по вашим меркам, из лучших тканей.
Пришлось прикусить губу, отгоняя непрошенные слезы. Николай Петрович продолжал заботиться обо мне и после смерти.
От примерки я отказалась. Мы с Клавдией оформили доставку, потому что тащить все самим, включая книги, да еще под дождем, не хотелось.
— Ура, девочки! — сказала Ольга, беря нас обоих под руки. — С делами на сегодня все. Пойдемте, выпьем чаю. Покажу вам кондитерскую, куда все девчонки бегают за пирожными.
У выхода нас уже ждал Бестужев. Клава чуть дара речи не лишилась, когда сообразила, кто этот парень. И окончательно затихла, когда выяснилось, что пришел он ко мне. А Бестужев, как мы и планировали, пригласил всех в кондитерскую.
Из рыбки, заглотившей наживку, Клава превратилась в муху, увязнувшую в паутине.
Глава 26
Меня не радовало, что приходится изображать девушку Бестужева. Зато он отрывался вовсю: то брал за руку, то обнимал за плечи, то лез с поцелуями. Пусть в щеку, без хамского напора, но все же. И его природное обаяние не спасало меня от легкого раздражения.
Мне казалось, что истинные эмоции получается подавить. Я улыбалась Бестужеву, делала вид, что млею от его ненавязчивых ласк. Однако он, улучив момент, шепнул мне на ухо:
— Неужели я настолько тебе противен?
Я чуть не ляпнула: «Настолько!», но вовремя спохватилась.
— А что не так?
Ольга отошла в уборную, и Клава увязалась за ней следом. Мы с Бестужевым ненадолго остались наедине.
— Ты смотришь на меня, как на мерзкую гадкую жабу, — ответил он. — Позволь заметить, ничего плохого я тебе не делал. И даже это все… — Он махнул рукой в сторону. — Не моя, а твоя идея. Я попросил тебя отказать Ольге. И больше ничего.
— Осуждаешь? — буркнула я, чувствуя смущение.
— Твое желание наказать соседку? Нет. — Бестужев смотрел на меня так выразительно, что по телу мурашки бегали. Вот умеет он… И даже привлекательнее становится, когда не изображает пылкого влюбленного. — Это твое право, Яра. И я тебя понимаю. Мне такое тоже не понравилось бы. Но нам, мужчинам, проще. Я вызвал бы наглеца на дуэль. Или попросту набил бы ему морду. Тебе сложнее еще и потому, что у твоей обидчицы есть титул.
Это я так обидела его своим взглядом, что он решил напомнить мне, что я — никто? Зря старается, об этом я не забываю. В последнее время — особенно.
— Зря ты так, — упрекнул меня Бестужев. — Мне, в отличие от многих, плевать на происхождение.
— Я опять как-то не так на тебя посмотрела?
— Если бы взглядом можно было убить… — Он усмехнулся, недоговорив. — Лицо ты держишь, но глаза тебя выдают.
Что ж, отрицать очевидное глупо.
— Прошу прощения, ваша светлость. Это… из-за меня. Ненавижу себя за то, что притворяюсь. Не выношу неискренность… в чувствах.
— Вроде бы извинилась, но и границу провести не забыла, — заключил Бестужев. — Тебе так сложно обратиться ко мне по имени?
Я отвернулась. Играть наивную провинциалку становилось все сложнее. Пусть ненамного, но Бестужев старше Яры. Они даже могли встречаться… на детских утренниках. И вести себя он будет, как старший, во всех смыслах. А мне нельзя… категорически нельзя с ним ссориться!
От необходимости отвечать меня избавило возвращение Ольги и Клавдии. Однако Бестужев не преминул одарить меня многообещающим взглядом, напоминающим, что наш разговор не закончен.
— Барышни, как насчет морской прогулки? — с нарочитой веселостью в голосе поинтересовался Бестужев. — Прокатимся на яхте, устроим пикник.
— Вчетвером? — спросила Ольга.
— Пригласим… кого-нибудь.
— Не люблю шумные компании, — поморщилась она. — И Шереметева нам не заполучить.
— Можно попытаться. Или вот… кого-нибудь вам в пару. — Бестужев сладко улыбнулся Клавдии. — Ты же не страдаешь морской болезнью?
— Я? Не-е-ет… — протянула Клава. — У тебя есть яхта?
— У отца есть, —
