Адвокат Империи 7 - Ник Фабер
И… если честно, будь я проклят, если этот мужик в этом замешан. По крайней мере, так бы я подумал, будь хоть чуть-чуть более наивен.
Чем больше рассказывала Настя, тем сильнее на лице Меркулова проявлялось выражение шока и искреннего удивления.
— Это невозможно, — покачал он головой. — То, что вы описали… Наши воспитатели иногда могут перегнуть палку в обращении со своими воспитанниками, но уверяю вас, что каждый, даже самый малейший случай рукоприкладства карается крайне строго. В этом вы можете не сомневаться. Я лично слежу за тем, чтобы к этим детям относились так, как они того заслуживают.
Вроде не врёт. Сложно понять. Если бы я мог чувствовать его эмоции, то сказал бы точнее, а так… Говорил он с искренностью. Взгляд не отводил. Голос звучал твёрже стали. Сразу видно, что этот человек на сто процентов уверен в своих словах.
— И вы хотите сказать, что в вашем приюте никто и никогда не позволял себе лишнего? — уточнил я.
— Как я уже сказал, прецеденты случались. — Меркулов вздохнул и сложил руки на груди. — Глупо и безрассудно было бы утверждать подобное. Но вы должны понимать, что мы здесь работаем не совсем с обычными сиротками. Эти дети… Каждая их история — это пример того, как среда, в которой они жили, повлияла на формирование их сознания. Они росли в отрыве от нормальных связей, которые выстраивают между собой люди. Это влечёт за собой появление и проявление целого ряда комплексов, психологических проблем и травм. Некоторые из них в момент попадания сюда походили больше на диких зверей, чем на людей. Жестокость. Непризнание авторитетов. Неспособность не то что доверять другим, но даже просто идти на контакт с окружающими людьми.
Меркулов наклонился к нам.
— Обучать и перевоспитывать их — это очень чрезвычайно трудный процесс. Чудовищно сложный. Наша задача состоит не в том, чтобы угрозами и наказаниями заставить этих детей принимать нашу власть или что-то подобное. Нет. Мы стремимся объяснить им, как правильно жить в этом мире. Как контактировать с другими. Дать понять, что окружающие их люди не ставят единственной своей целью причинить им вред или как-то обидеть и…
Он вдруг замолчал и поднял голову.
— Подождите секунду, — сказал он и, встав, подошёл к двери. Открыл её и выглянул наружу. — Гена, скажи, пожалуйста, где сейчас группа Ерохиной.
— Сейчас, Сергей Данилович, — короткая заминка. — Она на третьей площадке со своими ребятами.
— Знаете что? — произнёс Меркулов, поворачиваясь к нам. — Я лучше покажу вам. Идите за мной. Обещаю, это не займёт много времени, но будет красноречивее любых слов.
Переглянувшись, мы с Настей встали с дивана и направились по коридорам следом за директором приюта. Меркулов вывел нас на улицу и повёл по извилистой дорожке между зданий в сторону раскинувшегося за территорией леса.
— Скажите, вас ведь финансируют Немировы? — спросил я его, пока мы шли.
— Да, всё верно. Основная масса средств поступает из специального фонда, созданного родом Немировых…
— Тогда откуда такое количество грантов, которые вы получаете от империи и других источников? — следом задала вопрос Настя.
— Денег никогда не бывает много, — спокойно отозвался директор, идя по мощенной каменной плиткой дорожке. — Средства, получаемые нами из фонда, фиксированы. Это не бездонный карман, откуда мы могли бы брать финансирование. А расширение приюта требует дополнительных средств.
Он повернулся в нашу сторону и, поправив очки, вновь тепло улыбнулся.
— К счастью, у нас достаточно хорошая репутация, чтобы мы могли рассчитывать на дополнительные деньги и льготы со стороны государства. Только в прошлом году мы смогли закончить ещё один корпус общежития и нанять дополнительный персонал. Вначале, когда приют только был открыт, здесь могли работать с семью десятками воспитанников, может быть, с сотней, если ужать бюджет. Сейчас же здесь их почти полтысячи. И этому развитию мы обязаны в том числе грантам и добровольным пожертвованиям.
Хотелось бы мне отмести эти заявления, но в данной ситуации все деньги, что называется, были налицо. Здания выглядели отлично. За территорией ухаживали. Не было ни грязи, ни следов того, что за этим местом не следили. Всё новое либо же в очень хорошем состоянии.
Понятное дело, что без возможности взглянуть на их бухгалтерию нельзя сказать, куда на самом деле шли деньги, но…
Я мысленно выругался и опять задумался над тем, кто он такой. То, что я не могу почувствовать его эмоции, говорило либо о наличии артефакта, блокирующего мои способности, либо же о том, что эти способности были у него самого.
Да только я не мог припомнить ни одного аристократического рода с такой фамилией. Не то чтобы я их много знал наизусть. Может, бастард?
— О, — между тем воскликнул Меркулов. — А вот и они.
Он остановился и указал в сторону группы детей от тринадцати до пятнадцати лет, которые сейчас сидели посреди открытой беседки вокруг горящего в железном кострище огня и о чём-то увлеченно разговаривали. Среди них была стройная девушка. На вид не больше двадцати. Она явно участвовала в разговоре наравне с остальными. Вот она что-то сказала, и окружающие её дети засмеялись.
— Одна из наших «выпускниц». Екатерина Ерохина, — даже не пытаясь скрыть гордость в своём голосе пояснил Меркулов. — Двадцать лет. После того как ей исполнилось восемнадцать, она решила остаться здесь и помогать нам во взаимодействии с другими детьми.
— Она решила остаться? — удивилась Настя, следя глазами за не слышной с нашего места, но явно оживлённой дискуссией.
— Да, — произнёс Меркулов, и по его лицу скользнуло удовлетворение. — Она попала сюда в четырнадцать. Её состояние… В общем, оно было ужасное. Родители наркоманы из малообеспеченных слоёв населения. Они жили в квартире с… скажем так, с «друзьями».
Последнее слово он произнёс, даже не пытаясь скрыть отвращение.
— Что с ней случилось?
— Маленькая трагедия, каких сотни и о которых практически никто и никогда не узнает, — с чувством искреннего сожалению сказал директор. — В какой-то момент кончились… кончились не только деньги, но и любые способы, которыми её родители могли бы приобрести себе очередную порцию этого мерзкого зелья. Её отец убил мать, пытаясь отобрать у той наркотики, а впоследствии попытался расплатиться дочерью за ещё одну дозу. В какой-то момент это перешло все границы
