Знак Саламандры - Мария Камардина
Угу, и испепелит кого-нибудь ненужного он тоже, судя по всему, сам. Я поёживаюсь от мысли, что ненужным может оказаться слишком близко подошедший Сашка, потому что я от его присутствия нервничаю, а как именно Знак определяет опасность, не знаю. А этот ещё и наклоняется, и ставит ладони на стол по обе стороны от меня…
Он что, сам не догадывается, насколько вот это всё сейчас невовремя?!
– Мне надо встать, – говорю по возможности ровно.
Он медлит несколько секунд, но руки убирает, и я выскальзываю из-за стола, чувствуя, как колотится сердце. Подхватываю кружку, отворачиваюсь к раковине, включаю воду:
– Тебе вообще необязательно во всё это лезть.
Я не вижу его лица, но прямо чувствую, как он закатывает глаза.
– Классика жанра, ага. Девушка думает, что она вся такая сильная, независимая и может сама решать свои проблемы, велит парню уходить, а он, дебил, верит и уходит, а потом все страдают, а потом снова встречаются и признаются, что были неправы, и все счастливы… Давай без сопливых мелодрам, а? Ты мне нравишься, и я тебе, уж давай честно, тоже нравлюсь. Нафига усложнять?
Я аккуратно отставляю кружку, чтобы не швырнуть на голос, и сую руку с ящеркой под холодную воду. Вряд ли это поможет от внезапного выброса огненной магии, но уж тем более вряд ли Саламандра, при всём её стремлении к справедливости, допустила бы случайную гибель невиновного из-за моих нервов. Суставы на пальцах начинают ныть, и это помогает сосредоточиться.
Нравится ли он мне? Ну хорошо, может, и нравится. И да, у тех, чей магический дар связан с животными, эмпатия прокачивается тоже, и настроение двуногих тварей они считывают не хуже, чем четвероногих, крылатых и даже ползучих. И снова да – не настолько я опасна, как думала, и, наверное, если бы не вот это вот всё…
Но «вот это всё» уже есть. И мне надо искать убийцу – не потому, что мне так уж интересно или я жалею Алёну и её родителей, или, чур меня, страдающую от несправедливости Саламандру. Князев, наверное, хотел меня успокоить, а может, просто не знал, но…
Беда в том, что из тех, кто отказывается выполнять поручение элементаля, почти все сходят с ума – за исключением тех, кто успел покончить с собой.
Долбаная магия.
– Неважно, кто и кому нравится. Прямо сейчас я вообще не хочу решать этот вопрос.
Сашка шумно вздыхает:
– Слушай, ну…
– И тем более я не хочу его решать, когда ты делаешь всё, чтобы я чувствовала себя обязанной и благодарной. Не хочешь мелодрам – не надо, но давай и не превращать это в тупой боевик, где герой спасает героиню и она тут же ему отдаётся на фоне взрывающегося вертолёта.
Нахожу в себе силы обернуться. Сашка кривится и шевелит губами – мои слова ему явно не понравились. Я вдруг чувствую, что всё в моих руках, одного слова будет достаточно, чтобы он вот прямо сейчас оделся и ушёл. С другой стороны…
Я тоже не люблю сопливые мелодрамы.
– Давай так. Ты душишь свои прекрасные порывы как минимум до момента, когда вот эта проблема, – я поднимаю руку, демонстрируя Знак, – как-нибудь разрешится. А я признаю, что мне нужна дружеская – подчёркиваю, дружеская! – помощь, и задвигаю подальше иллюзии насчёт «я всё сама». Свобода, равенство, братство, что там ещё…
– Любовь по разумным расценкам и яйцо вкрутую, – ухмыляется Сашка, и я помимо воли тоже улыбаюсь, потому что нельзя не радоваться человеку, который, как и я, любит и цитирует Пратчетта. – Ладно, я тебя понял. Наш жанр – суровый детектив без намёков на романтическую линию. Только хардкор, только героические напарники. Ты будешь Холмс, я буду Ватсон, это животное, – он тычет сидящего на плече Гошку пальцем в пузо, – сойдёт за собаку Баскервилей… А на завтрак будет овсянка, да?
– Ещё чего. Омлет, сэр. – Я распахиваю холодильник.
– Отлично. – Сашка деловито потирает руки. – Тогда, раз у нас равноправие, сегодня твоя очередь готовить и мыть посуду. А я судебную практику почитаю.
Он устраивается за ноутом и клацает мышкой в следующий файл. Я набираю побольше воздуха… А потом киваю и отворачиваюсь к полкам. Яйца, молоко, зелень, сыр…
Полное равноправие.
Никакой романтической линии.
* * *
За воскресенье мы успеваем изучить все имеющиеся материалы по Знаку Саламандры и связанным с ним проблемам, а ещё обсудить версии случившегося. Вывод неутешительный – без результатов экспертизы все логические построения яйца выеденного не стоят. Поэтому с утра в понедельник Сашка заезжает за мной, и мы отправляемся в гости к Князеву. По дороге отзваниваюсь шефу: тот рад, что и меня, и Сашку выпустили, а вот тому, что мы явимся попозже, не рад совсем, хотя и возразить, по сути, не может. Голос капитана, которому я звоню сразу после, тоже звучит не слишком приветливо, но ему деваться тем более некуда – я ведь так и не подписала документы. Поэтому он всё же объясняет, куда ехать, по какому внутреннему номеру звонить и в какой кабинет подниматься.
При входе на дежурное «по какому вопросу?» демонстрирую Знак – просто чтобы проверить реакцию. Сержант с автоматом, похоже, не в теме, он хмурится, оборачивается через плечо на товарищей. Тут же подходит второй полицейский с погонами старшего лейтенанта, осматривает рисунок и присвистывает:
– Проходите, барышня. Это с вами?
Он указывает на Сашку, я киваю. Пока у нас быстренько проверяют паспорта и записывают в толстый журнал, кто-то из парней помладше почти бегом уносится по коридору. Возвращается с коробкой – по идее, там должен быть некий артефакт, проверяющий истинность Знака.
Нас заводят в отдельный кабинет, где торжественно вынимают из коробки плоский серый камень с углублением в виде отпечатка ладони. Я сперва соображаю, что артефакт того же свойства, что и знаменитый Красный Камень, а потом прикидываю, сколько таких вот камушков пришлось зачаровать элементалям на нужды Министерства внутренних дел. А может, у них массовое конвейерное производство? Хотя, скорее, не у них, а у нас – вырезают на каком-нибудь заводе, а от Саламандр только какая-нибудь магическая ерундовина для зарядки…
Проверка простая – всего-то и нужно приложить ладонь к отпечатку. Камень под пальцами отчётливо теплеет и начинает светиться алым, а ящерка на моей руке внезапно оживает: поднимает головёнку, машет хвостом, изгибается, пуская по спинке алые искорки. Полицейский помоложе бормочет что-то нецензурное, старший пожимает плечами и вытаскивает из другого отделения коробки пачку жёлто-розовых гербовых бланков. Спустя пятнадцать минут мне выдают
