Барышня ищет разгадки - Салма Кальк
Я собралась мгновенно. Платок, тулуп, вылить остатки чая во флягу. Он наблюдал с интересом.
— Вы всегда берёте с собой эту флягу?
— Да, с тех пор, как завела, — кивнула я. — Мало ли, что понадобится в поле.
— Верно, — кивнул он. — Всё так, вы правы. Это я вечно забываю.
— Вы, наверное, помните о другом, — пожала я плечами. — Да, и ещё чуть не забыла. Первое. Завтра после совещания я возвращаюсь сюда, ждать мастера. Господин Курочкин обещал мне посмотреть, что можно сделать для утепления дома.
— Отличное дело, всё правильно. Отправляйтесь и утепляйтесь.
— И второе. Вы знаете, кто и как увёл того Петруху, к которому мы собрались?
— Представления не имею. Если бы до меня дошло — раскопал бы. Но вы успели первой.
— Так вот, там были некие двое, у которых не было тени, и с которыми он пил сначала в трактире, а после — дома, и там-то уже живых не осталось. Они, по его словам, не могли выйти, пока снаружи не отперли дверь — уже утром, соседка. И тогда они исчезли, ну и Петруха… тоже исчез.
— Любопытно. И замечательно, что вы это знаете. Двое возвращенцев, гроза местных пьяниц? Изумительно. Других свидетельств нет?
— Не слышала. Наверное, просто не успела услышать. Могу порасспрашивать Варфоломея завтра — уж наверное он в курсе, о чём болтают в Иннокентьевском. А потом уже мы, может быть, поймём, имеют они отношение к другому нашему делу или же нет.
— Верно, — кивнул он с улыбкой. — Вы правы… Ольга Дмитриевна.
Секундная заминка перед моим именем… я уловила её. Забыл, как меня зовут? Пусть вспоминает, вариантов у нас нет.
— Значит, идёмте, Михаил Севостьянович.
— Следуйте за мной, — кивнул он.
И вновь мне показалось, что сначала хотел предложить мне руку, но — передумал.
Мы вынырнули в мир на улице, возле церкви, и в домике отца Павла светились окошки. Соколовский стукнул в дверь, тихо переговорил со здешним батюшкой, и быстро откланялся.
— Предупредил, что мы собираемся сделать. И что если возникнут сложности — позовём его на подмогу, но это не обязательно.
— Он маг, да? Мне так показалось вчера.
— Верно показалось. Он здешний уроженец. Дослужился в армии до поручика, получил ранение на японской войне, ходит на двух ногах только потому, что умелые целители собирали. Вернулся в родной посёлок, пожил с полгодика, подумал — и отправился принимать сан.
Забавно. Маг-священник. В моём домашнем мире такого, наверное, не могло бы быть. А здесь — пожалуйте.
Мы добрели по узенькой тропке меж сугробами до входа на погост.
— Знаете, куда идти? — спросил Соколовский.
— Нет, — покачала я головой.
— Не беда, сейчас поймём. Говорите, крестик закопали? Значит, можно поймать отголоски молитв и ритуала.
И он словно принюхался… и нашёл. Пошёл вперёд, я следом. Шёл-шёл, свернул к могучим соснам.
— Вот здесь, — кивнул.
Я глянула — и впрямь, тут рыли снег. Видимо, сегодня.
— Знаете, что делать? — спросил он меня.
— Да, случалось дважды.
— Замечательно. Делаем вместе. Откройтесь — ну, насколько сможете. И зовите тоже. Вдруг у нас получится звучать в унисон? — усмехнулся он чему-то.
Я кивнула, сбросила варежки, повисшие на верёвочке, и приготовила руки. Он начал — и я подхватила.
Мне доводилось выполнять какие-то магические действия вместе с кем-то, и я знала и умела. С Афанасием Александровичем было… надежно. Он ведёт, я следую за ним. С Аркадием Петровичем — как-то так же. С Авениром, пожалуй, больше и чаще всего — там это было как спор, кто кого. Кто сильнее и кто точнее исполнит. И с однокурсниками тоже.
А сейчас я поняла, о чём говорил Соколовский — что можно и в унисон. Мы определённо звучали в унисон — это вообще можно так назвать. Вместе и на равных. Зов наш плескался в морозную ночь, и Петруха не смог не ответить. И казалось мне, что он изумлён весьма.
— Говори, — разрешил Соколовский.
— А вы чего пришли? Я же всё сказал! И крестик мне вернули, хорошо стало. Ещё чуть — и я б уже не услыхал, далеко б ушёл. И не смог вернуться.
— Сейчас уйдёшь, — кивнул Соколовский. — Тебя больше не держит ничего, выходит?
— Ничего, — подтвердил тот.
— Вот и славно. Тогда скажи нам вот что: те, кто увёл тебя, кто они и откуда?
— Нездешние, — покачал тот головой. — Поели да ушли, дальше, других дураков искать.
Вот как, значит.
— Просто ушли, и больше никого не тронули?
— Нет, вот-те крест.
— А Ванька Рябой? — встряла я, так звали того местного дурачка, свидетельство о страшной смерти которого мы с Зиминым нашли в здешних бумагах.
— А, вона чо вам надо! Но это не они, это вовсе не наши, не с этой стороны. Это среди ваших кто-то, богом клянусь!
Мы с Соколовским переглянулись. Верить? Да вроде бы в таком деле не обманывают?
— Благодарим тебя, — кивнул он Петрухе. — Ступай, куда положено, и царствие тебе небесное.
— Благодарствую, господа хорошие, — кивнул тот и пропал.
— Вот видите, Ми… хаил Севостьянович, — я очень не сразу поняла, что тоже запнулась на имени. — Это кто-то живой.
— Живых-то ещё поболее будет, чем нежити, — он натянул засунутые за пояс шубы перчатки. — Так и есть, живые. Или живой. А у вас славно придумано — варежки на верёвочке. Не потеряются.
— Это… в моём детстве так делали.
— Мудро делали, — он, всё же, протянул мне руку, и мы одним шагом оказались в моей гостиной. — Отцу Павлу я сам завтра скажу, что и как, пускай тоже смотрит в оба. А сейчас — спать?
— Спать, — согласилась я.
— Вот и славно. Встретимся утром у Болотникова.
Он улыбнулся — и исчез в тенях. А я сбросила свою полевую одежду и тоже улеглась спать — и пусть утро будет вечера мудренее.
15. Совещание в верхах
15. Совещание в верхах
Утром всё уже шло по накатанной — стук в дверь, голос Надежды, прохлада в комнате, согреть воду и дальше. Заплести волосы «дракончиком» и уложить косицу в
