Законы жанра - Сергей Сергеевич Мусаниф

— Вы играете с огнем.

— И какой счет?

Он вздохнул.

— Возможно, несколько дней в камере сделают вас по сговорчивей.

— Кстати, о камере, — сказала я. — Со мной сидит девушка…

— Шпионка федералистов, — сказал он.

Ой, как тут все запущено.

Когда я вернулась в камеру, Джессика перебралась на второй ярус. Видимо, ее проняло, когда она видела, с каким трудом я туда забиралась в прошлый раз.

— Как все прошло?

— Довольно паршиво, — сказала я. — Ты и правда шпионка федералистов?

— Кого?

— Вот именно так я и подумала.

— Они чо, меня не отпустят?

— Не знаю, — сказала я. — Не сегодня.

— Вот суки.

— С этим я, пожалуй, соглашусь.

Я скинула кеды и улеглась на койку.

— Слушай, а чо ваще происходит? — спросила Джессика.

— Техас провозгласил независимость, — сказала я.

— И чо это значит?

— Что он теперь сам по себе. Не часть большой страны, а сам себе страна.

— Круто, — сказала она и тут же засомневалась. — Или не очень?

— Не знаю, — сказала я. — Смотря для кого. Кто-то обогатится, кто-то обеднеет, кто-то получит власть, кто-то потеряет влияние, но большинству будет абсолютно без разницы. Если, конечно, не начнется гражданская война.

— С кем?

— Со всей остальной страной.

— А такое правда может быть?

— Может быть все что угодно, — сказала я.

— И моего парня могут отправить воевать?

— Ну да, — сказала я. — Он же военный. Кого еще-то, если не его?

— Вот задница, — сказала Джессика.

— Тут я снова с тобой соглашусь.

Кто же мог подумать, что провозглашение независимости Техаса настолько осложнит нам рабочие процессы? Надо отдать полковнику Уотерсу и его товарищам должное — даже если не они сами спровоцировали эту ситуацию, то воспользовались ей они крайне умело. Момент был выбран идеальный — страна обезглавлена и стоит на пороге хаоса, никто не знает, кто должен принимать решения, грех такой неразберихой не воспользоваться.

Надо было лететь сразу. Мы в любом случае застряли бы в республике, но тогда у нас хотя бы был шанс добраться до Блокнота. А что бы мы делали, если бы он оказался устойчив перед ударом моего топора? Как бы его отсюда вытаскивали?

Знает ли Уотерс о Блокноте? Его ли это план, или ему «помог» какой-то рядовой сторонник идеи независимости, о котором Полковник даже не слышал? И в чем конкретно заключается этот чертов план?

— Боб?

— Угу.

— У тя дети есть?

— Дочка, — сказала я.

— И сколько ей?

— Два месяца.

— Ого. И с кем она сейчас?

— С няней и бабушкой.

— А мужик твой?

— Там все сложно.

— Свалил в туман, да?

— В каком-то смысле, — согласилась я.

— Все они сволочи, — сказала она. — Кроме моего парня. Хотя и он тоже тот еще тип.

Я промолчала.

— Ты и правда диверсант?

— Ты ж меня видела, — вздохнула я. — Какой из меня диверсант?

Хотя, диверсию ради диверсии я могла бы устроить. Вызвать свой топор, разнести им половину тюрьмы… Правда, это было бы последнее представление в моей жизни, потому что меня наверняка бы пристрелили, и на сцену бы вышла она…

Ну, ты знаешь…

* * *

Кормили в гарнизонной тюрьме фигово. Все, что могло быть пережарено, было пережарено и имело привкус прогорклого масла, все, что могло быть переварено, было переварено до состояния однородной каши. Вдобавок, еда доходила до нас совершенно остывшей. Но поскольку у нас отобрали все гаджеты, окна в камере не было, а тусклая лампочка под потолком горела постоянно, приемы пищи были практически единственным мерилом времени.

Время шло. Я старалась не думать о том, как переживает мама по случаю очередной моей пропажи, как там поживает Морри, с которой я еще не расставалась на столь долгий срок, и, в последнюю очередь, о том, какая фигня сейчас творится в коридорах власти, что высших, что нижних.

Джессику так никто и не отпустил, и поскольку все это время она ни разу не выбилась из образа «прелесть, какая дурочка», я начала подозревать, что она — подсадная утка. Слишком уж нелепо выглядела история ее задержания. Впрочем, все это было неточно и принципиального значения не имело.

Через три дня меня снова отвели на допрос. В комнате уже сидел мужчина преклонных лет, одетый в гражданское (джинсы, белая рубашка, галстук-шнурок, ковбойские сапоги и легкий замшевый пиджак) тощий и длинный, с залихватски подкрученными усами. Его «стетсон» лежал на столе.

— Доброе утро, мисс Кэррингтон, — сказал он. — Я — полковник Уотерс.

— Надо же, какая честь.

— Мне сказали, что вы планировали мое ритуальное убийство пожарным топором, — сказал он.

— У майора Форбса совершенно нет чувства юмора.

— Но любим мы его не за это, — сказал полковник. — Присаживайтесь, мисс Кэррингтон. Поговорим.

Я села.

— Красивая шляпа.

— Спасибо. Она из ограниченной серии.

— Круто, — возможно, передо мной сидел человек, ответственный за все эти убийства. Если он знает о Блокноте и знает, зачем я здесь, он ни за что меня отсюда не выпустит.

— Мы навели о вас справки, мисс Кэррингтон, — сказал он. — Вы говорили, что работаете на теневое агентство, но почему-то забыли упомянуть о том, что вы его возглавляете.

— Это и было-то всего пару дней, — сказала я. — Сама не успела привыкнуть. Что с моими людьми?

— Они живы и здоровы. И они молчат.

— Вот негодяи.

— Я побеседовал о вас со многими людьми, в том числе, и с моим старым знакомым, генералом Бакстером. Он очень хорошо о вас отзывался.

— Да что он вообще обо мне знает?

— О, поверьте мне, Брэдли знает о вас довольно много, — сказал полковник. — Он характеризовал вас, как очень… компетентного специалиста, а в его устах это много значит. И это очень плохо для вас, мисс Кэррингтон.

— Вот как? И почему же?

— Вы — очень опасный противник.

— Вы мне льстите. К тому же, я с вами не воюю.

— Откуда мне знать? — спросил он. — Зачем вы прибыли в Техас?

— Я уже говорила майору Форбсу. Мы