Меня зовут Зойла - Чики Фабрегат
– Не волнуйся. Они боятся твоей человечности, – говорит Кина, не придавая этому большое значение. – Ты активно двигаешься, думаешь слишком громко, твоё сердце слышно издалека.
Я улыбаюсь ей и уже не злюсь на то, что она лезет ко мне в голову.
– Что теперь будет?
В ответ Кина указывает вверх. Я не могу смотреть на солнце, и неприятный зуд в затылке заставляет меня опустить голову.
– Ты в порядке?
– Ничего страшного, у меня немного болит шея.
В центре поляны спиной к спине стоят Лиам, одетый полностью в белое, и целитель в серо-зелёной мантии. Целитель бормочет что-то нараспев. И по моим ощущениям, его слова проскальзывают мне в голову. Он не шевелит губами, и я почти уверена, что он ничего не произносит вслух. Но я категорически не могу понять, каким образом мне удаётся воспринимать то, что он говорит.
Закончив песнопение, целитель встаёт перед Лиамом, поднимает рукав его мантии и протягивает руку ладонью вверх, как бы предлагая эту проклятую метку солнцу. Лиам напуган, хотя и пытается сделать вид, что это не так. Он с ног до головы одет в тунику, похожую на мою, но такого яркого белого цвета, что глазам больно. Целитель предлагает ему деревянную чашу, и когда Лиам выпивает то, что в ней налито, эльф отворачивается от него и направляется к дереву дедушки. Я слышу, как сердцебиение Лиама замедляется почти до полной остановки, и проклинаю келч и целителя, который дал ему этот напиток.
В лесу постепенно темнеет, пока не наступает ночь, и все эльфы умолкают. Никто не двигается. Только слабый луч света освещает хижину бабушки и дедушки. Тишина настолько осязаема, что мне кажется, я могу взять её в руки и мять, пока она не проскользнёт сквозь пальцы. Мне трудно дышать, хотя Кина сжимает мою руку. Она шепчет мне, что всё будет хорошо, что с моим братом всё будет в порядке, но даже без слов я слышу беспокойство в её голосе. Луч света, который, казалось, покоился в хижине дедушки, слегка шевелится, ласкает другие деревья, бродит по поляне, вокруг Лиама. Я слышу, как дыхание Кины сбивается.
Что-то идёт неправильно. Все смотрят на белую фигуру в центре поляны и ничего не говорят. Я сосредотачиваюсь и слушаю. Маслянистые голоса вкрадываются в моё сознание, но я ничего не делаю, чтобы остановить их, наоборот, приветствую их. Мне нужно знать, что происходит. Ко мне приходят только отдельные слова, скрытые страхи, эльфы, которые чувствуют, что их мир в опасности, и смиряются. Они не отрывают глаз от фигуры Лиама, которая теперь ярко светится на солнце, словно пытаясь бросить ему вызов и посмотреть, как долго он сможет продержаться, не отступая. Моё родимое пятно на задней части шеи так зудит, что мне приходится прилагать усилия, чтобы не чесаться, потому что я могу расцарапать кожу. Я чувствую боль, которую испытывает мой брат. Его сердце вот-вот остановится, но он держится. Боль сжимает его внутри, я чувствую это, я слышу его приглушённый крик, и мне трудно удержаться на месте. Кина удерживает меня на этой глупой жертвенной церемонии. Лиам больше не может этого выносить и падает в обморок. Я давлюсь криком. Я вижу его лежащим на земле без сознания. Я слышу биение его сердца, он не убит. Я хочу подбежать к нему, помочь, но меня будто парализовало. Теперь от брата меня отделяет не Кина, а мое собственное замершее тело. Луч света подбирается ко мне и останавливается, заставляя всех повернуться и посмотреть на меня. Теперь он убьёт меня или лишит сознания, как моего брата. Я вижу страх в глазах эльфов, которые, несмотря ни на что, выглядят спокойными. На секунду я завидую их способности заморозить свои чувства. Кина отступает от меня, отпускает мою руку. Свет гаснет, словно уже устал сжигать людей. Луч даже не нагрел мою кожу, за исключением того места на шее, которое сейчас огнём горит. Наконец он исчезает, и в лес возвращается мрак. Когда я смотрю вверх, с платформы у входа на дерево дедушки и бабушки целитель, Герб и бабушка тоже смотрят на меня. По их лицам видно, что они не понимают, что происходит. Их голоса сплетаются между собой, звучат почти сердито. Я пытаюсь их разнять. Герб просит успокоиться. Целитель говорит, что боялся этого. А бабушка плачет. Я впервые слышу, как плачет эльф.
Но именно Лиам, стоящий в центре поляны, действительно пугает меня. Он пришёл в себя и отполз к дереву, где привалился к его стволу. Он ничего не говорит, ничего не думает, просто смотрит на меня и качает головой из стороны в сторону. Разочарованно? Тьма вокруг меня медленно рассеивается, как будто луч, осветивший меня секунду назад, распространился по всему лесу. И странным образом, хотя теперь он светит ярче и мог бы опалить меня, он перестал обжигать кожу на шее. Целитель спускается с дерева с невозможной для его возраста ловкостью. По крайней мере, для человека его возраста.
– Следуй за мной, – говорит он, оказавшись на поляне. – Мы должны поговорить с Советом.
Лиам сидит у подножия дерева, положив голову на колени. Я бегу к нему, обнимаю его.
– Я подвёл их, Зойла. Я подвёл их.
Я хочу сказать ему, что он ни в чём не виноват, что вся эта чепуха с клеймением наследников не имеет значения, что всё это просто детская сказка, сон, от которого мы проснёмся дома, и что снег уже наверняка выпал. Я хочу утешить его, как он делал со мной много раз, но могу только крепче прижать его к себе. Он скользит руками по моей шее, чтобы ответить на мои объятия, и моя кожа снова горит. Поток энергии проходит от его руки к моей шее и распространяется по всему телу. По его глазам я вижу, что он тоже это заметил. Он смотрит на меня, и я прошу его ничего не говорить. «Подожди, ещё нет».
Глава 25
Перед Советом
Мы следуем за целителем и Гербом к дереву с туннелем. Я несколько раз проходила мимо него по дороге в деревню и обратно и обычно отворачивалась. Тот поток древесной сущности, о котором рассказывал Лиам, вызывает у меня отвращение. В первый раз я шла вслепую, но теперь я знаю, чего ожидать. Когда мы достигаем платформы, я тянусь к
