Мангазейский подьячий - Константин Константинович Костин
— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!
Это только кажется, что щекотка — что-то смешное и безобидное. Но если человека слишком долго щекотать — у него и сердце остановиться может. До такого мы, конечно, не доведем, но уж сделать так, чтобы бесовка в буквальном смысле с ума сошла от хохота — это мы можем.
— Ах-ха-ха… ха! Ах-ах-ха-ха!
Уже задыхается, бедолага, заикается от смеха.
Из-за двери на нашу экзекуцию глядят Дита и Настя, с распухшим носом. Неосторожно нюхнула лавандовое масло. А как мы, по вашему, узнали, что у ведьм на него аллергия?
— Ах-ха-ах-ха-ах-ха!
Даже пальцы на ногах у бесовки подгибаются, до чего мы ее довели.
— А-ха-хааааааааа!
ЕСТЬ!
Сработало!
Изо рта бесовки, вернее — тела девушки, которое заняла бесовка, вылетела темная фигура, немного похожая на вытянутую женскую, закрутилась темным смерчиком — и втянулась в центр нарисованного на полу круга.
Тело обмякло и закатило глаза.
— Дита, бегом!
Я быстро затер сапогом часть круга изгнания — чужую бесовку мы изгнали, но свою-то не хотим. А медлить нельзя — бесовка в этом теле не подселенкой была, бывшую хозяйку тела она убила, так что без новой души оно быстро умрет. Сердце уже останавливается.
— Наконец-то!
Дита вылетела из стены и ласточкой нырнула в освободившееся жилище. Нырнула и как будто растворилась.
Тело выгнулось и обмякло.
Вздохнуло и задышало.
Открыло голубые глаза.
— Получилось… — прошептало тело. Вернее — уже Дита.
Я потер ладони. Потом вытер их о штаны — что-то они вспотели.
Отлично. До последнего не верил, что все выйдет… в смысле — все прошло, как планировалось.
И теперь открываются оч-чень перспективные перспективы.
Сомневаюсь, что кто-то из Морозовых сможет понять, что в теле блондинки поменялась хозяйка. Так что теперь у меня внутри Дома будет внедренный агент…
Глава 16
Э… Дита? Стоп! Дита! Стоп-стоп-стоп!
Поздно.
Смазливое личико блондинки-бесовки — ну или той невезучей девчонки, у которой она это тело оттягала — дернулось, пошло легкой рябью, после чего начало…
Меняться.
Нет, ничего такого жуткого, что могли бы представить любители фильмов ужасов — никаких рогов, шипов, бугров и волдырей не выросло. Просто… Слегка изменилась форма носа, оставшегося таким же точеным, но — другим. Сдвинулись уголки глаз, изменив разрез. Шевельнулись и приняли новое местоположение скулы. Чуть заострился подбородок. Задвигались розовые ушки. Волосы чуть потемнели, из ярко-золотых став цвета благородного старого золота.
Каждое изменение было незначительным, но все вместе они, оставив Диту в новом теле такой же красавицей, какой была прежняя, безымянная бесовка, сделали новую внешность совершенно непохожей на прежнюю.
Да, блин ты блин…
Мой коварный план, в котором Дита в облике морозовской бесовки проникает в Дом и творит там, все, что захочет — рухнул с грохотом и пылью. Издалека и для человека, незнакомого с прежней бесовкой — пойдет, но любой, кто знал недобровольно отправившуюся за Грань, сразу увидит, что перед ним — не та.
— Что-то не так? — испуганно произнесла блондинка, так до сих пор и привязанная к полу в позе распластанной лягушки, — Я… я некрасивая?!
— Красивая, — буркнула Аглашка, обнаружив, что число конкуренток только что увеличилось на одну единицу, — Как кобыла сивая.
— Как — кобыла?! — испуганная Дита забилась в веревках, — Это как?!
— Да успокойся ты, — вздохнул я, перерезая ножом веревки, — Красивая ты, красивая.
— Правда?
— Правда.
— Как кобыла?
— Как Аглашка, — мстительно зыркнул я в сторону скоморошки.
— Как Аглашка?!!! А можно лучше кобылу?!
Дита знакомо хихикнула и ловко увернулась от острого носа сапожка, которым Аглашка попыталась пнуть ее в бок. Перекатилась, одним ловким движением встала на ноги, и принялась отряхивать слегка запылившийся сарафан. Даже не подумав его запахнуть, отчего мне стало несколько некомфортно. И даже немножко жарко. Разрез-то, тот, что до пупка был, никуда не делся.
Дита наклонилась и принялась отряхивать коленки… да что ж ты будешь делать-то?!
— Уф, — наконец, выпрямилась моя мучительница, — Надо же, как в телесном облике… хорошо. Непривычно, но мне определенно нравится.
— У человеческого тела много недостатков, — усмехнулась Настя.
— Зато можно все-все-все попробовать! — не осталась в долгу Дита, — Например…
Она задумчиво посмотрела на меня и неожиданно покраснела. До самых… ключиц. Может, и дальше, но дальше я не смотрел. Потому что бесовка наконец-то запахнула сарафан.
— Например, — но в ее голосе все равно чувствовалось желание показать язык — пирожки тети Анфии.
— Ой, девочка, — ожила тетя, — Ты же, наверное, голодная?
Дита задумалась.
— Страшно голодная, — наконец, решила она, — В животике совершенно пусто.
— Идем тогда на кухню.
— Ага, — Дита размашисто кивнула головой и шагнула в сторону кухни.
Тут же врезавшись в стену.
— Ой, — не смутилась она, — Забыла.
Она развернулась к двери…
И врезалась уже в нее.
— Ой. Опять забыла.
* * *
— Мммм! Как хорошо! Ммммм! Еще!
Дита стонала так самозабвенно, как будто вовсе не пирожки с рыбой ела. Я такие красочные стоны раньше только в порнухе слышал… ну, и еще от своих девушек, да. У меня же были девушки.
— Мммм!
— Хватит, — не выдержал я, и зашел на кухню, — Пора!
— Куда это ты Кристину гонишь? — уперла руки в боки тетя.
— Кого?!
— Меня, — довольнопроизнесла Дита и тихонечко потащила с миски еще один пирожок.
— Тебя же Дита зовут.
— Такого имени, — назидательно сказала тетя Анфия, — в святцах нет. Надо же ее как-то называть тем, кто спросит, что за девушка у нас поселилась.
— У нас их и так целая толпа, одной больше, одной меньше… А почему Кристина?
— В честь святой мученицы Кристины Персидской.
Я открыл рот — и закрыл его. Железная логика ржавеет. Женская не поддается никакому воздействии. Кристина — так Кристина. Не Перепетуя — и ладно.
— Так куда она должна идти?
— Да куда угодно. Лишь подальше отсюда.
Глаза Диты-Кристины округлились, а потом начали наливаться слезами.
— За… За что?!
— Не «за что», а «зачем», — быстро сказал я. Не люблю женские слезы…
— Зачем? — Дита явно заинтересовалась.
—
