Конструктор живых систем - Алексей Птица
— Сейчас не до еды, вона сколько погибших в первом вагоне, и в основном крестьяне да беднота городская. О них нужно заботиться, — возражал ему какой-то мужчина, тоже одетый в форму железнодорожника.
— Так я о том и говорю. Им оказывают помощь, людей нужно накормить, пострадавшим сварить бульон и дать сладкий чай, но на всех запасов не хватит, нужно собрать ягоды, настой малины и смородины поможет подкрепить организм раненых. Как только окончательно рассветёт, нужно отправить в лес несколько человек. Можно даже костёр развести, если не хватит нашей кухни.
— Сделаем, — внезапно отозвался здоровый мужик с рыжими усами и буйной шевелюрой на голове, — всё сделаем, начальник, это вечно Кузьма всех путает, всё он недоволен. Дело говорит начальник, нам о людях надо заботиться, а не лясы точить. Айда, ребята, в лес. Аксинья и Наталья ещё с нами пойдут, чтобы вместе набрать и не заблудиться, да корзинки с собой возьмите, куда ягоды класть.
Народ зашумел и стал расходиться, направляясь каждый к своему месту работы.
Я стоял немного поодаль, не решаясь подойти. Не люблю просить, неудобно как-то, вроде я за деньги, а не просто так, но всё равно что-то мешало подойти. Я так довольно долго мялся, слушая разговор начальника поезда, пока не понял, что прошу не для себя, а для друга и, выбрав наиболее благоприятный момент, решил подойти.
Подойдя, я первым делом взглянул на погоны. Ну, так и есть, на погонах форменного сюртука начальника поезда ровно посередине красовался крупный одинокий знак — перекрещённые якорь и топор. Значит, титулярный советник, довольно высокий чин для железнодорожника.
— Здравствуйте! — немного сбивчиво, запинаясь, начал я. — Ваше благородие, не могли бы вы продать мне немного еды? Лучше хлеба или пирожков, можно сыра или жареной рыбы, в общем, то, что я смогу донести в руках. Моему товарищу необходима пища, он работал, используя свой дар, спасал людей, и его силы оказались на исходе. Нужна еда, а то он совсем ослаб, я готов купить, — тут я сунул руку в карман и выудил оттуда смятую трёхрублёвую купюру, но не протянул её начальнику поезда, а просто показал наличие у меня денег.
Если бы я их ему сунул, то это уже могло оказаться прямым оскорблением, конечно, невольным, но все нюансы общения я знал, потому не рискнул, хотя рука так и порывалась их протянуть. Начальник поезда окинул меня усталым взглядом, даже не взглянув на деньги. Особо внимательно он осмотрел мою гимназическую форму и усталое, осунувшееся после бессонной ночи лицо, затем повернулся к персоналу и сказал.
— Дайте ему хлеба и взвару налейте во что-нибудь. Пирожков дайте вчерашних пару штук, денег не берите. Всё, давайте разбирайтесь между собой, кто в лес по грибы, по ягоды, а мне ещё санчасть организовывать в третьем вагоне. Гордей и Пикша, за мной пошли, поможете. А ты, вьюноша, молодец, правильным человеком растёшь, — и начальник поезда, развернувшись, ушёл.
— Иди сюда, — подозвал меня хмурый, низкорослый мужик с большим животом и обвислыми щеками, — пойдём, выделю тебе хлеба и всего остального.
Я кивнул и последовал за ним. Зайдя в вагон, он молча сунул мне в руку круглый, небольших размеров каравай чёрного хлеба, завернул в бумагу пару беляшей с печенью, видимо, оставшихся с вечера, и дал литровую бутылку с квасом.
— Бутылку обратно вернёшь, понял? А то знаю я вас, щеглов.
— Верну, а я не щегол и вы меня не знаете!
— Поговори мне ещё, ишь, вумный выискался. Скажи спасибо, что дали и денег не взяли.
— Я дам вам деньги.
— Иди отсюда! — повар или кто он там был, сильно разозлился, он явно опасался своего начальника и ослушаться его не смел, хоть, возможно, и хотел. Больше не разговаривая, он выгнал меня из кладовки.
Не став с ним спорить, я поспешил к своему другу. Уже окончательно рассвело, и я быстро нашёл его, сразу выложив перед ним принесенную еду. Пётр не стал скромничать и принялся быстро всё уминать, запивая квасом. Я тоже присоединился к нему, съев один беляш и краюху хлеба, но небольшую.
— Ух, карашо! — сказал Пётр, когда от еды ничего не осталось. — Давно я так не хотел есть, как сегодня, и никогда так усиленно не пользовался своим даром. Да я им вообще никогда не пользовался, получается, доннер веттер! Мы с тобою сегодня превзошли сами себя!
— Да ничего особого мы не сделали, просто я понял устройство вагона, а ты сделал то, что оказалось нужно сделать. Ты молодец, а я тебе только в том помогал.
— Да, я молодец!
Тут же, спохватившись, Пётр поправился.
— Ну, ты тоже смог, не ожидал, что твой дар окажется таким необычным и полезным.
— Я тоже не ожидал, но вот так получилось.
— Что-то я не наелся.
— Я тоже. Пойдём тогда в лес, может, где черника осталась или смородина с малиной есть, да и грибы можно пособирать. А мне ещё бутылку нужно обратно вернуть.
— Не, грибы мне нельзя, мне от них не карашо.
— Карашо да карашо, а чего это ты с акцентом стал разговаривать?
— А, это у меня от усталости или когда сильно нервничаю, я плохо букву Х выговариваю тогда.
— А, понятно, идём?
— Идём.
По лесу мы шарахались довольно долго, наконец, набрели на густой малинник и стали набивать рты. Даже в бутылку стали складывать ягоды.
— А ничего так, вкусная, — кидая в себя пахучие, но не очень крупные ягоды, сказал я.
— Конечно! А у нас, в Ингерманландии, малины уже почти и не осталось в лесах, у нас каждый лес — чья-то собственность, и все кусты вырубают, чтобы не шатались по лесам чужие.
— Ммм, — с набитым ртом говорилось не очень хорошо, поэтому, промычав своё удивление, я продолжил обирать с куста ароматные и сладкие ягоды. Мелкие они все, правда, но зато бесплатные.
Вдвоём мы быстро обчистили найденный малинник и направились дальше, довольно скоро найдя и смородиновые заросли.
— А мы не заблудимся? — забеспокоился Пётр.
— Точно! А ещё медведя можем встретить, — внезапно вспомнил я о главном лесном хищнике.
— А волки здесь водятся? — не унимался Пётр.
— Конечно.
— Пошли назад, я уже,
