Конструктор живых систем - Алексей Птица
В это время из вагона продолжали выходить оставшиеся в нём пассажиры, пока полностью не покинули его. В вагоне остался только один кондуктор. Никто из пассажиров не пострадал, убедившись в этом, обер-кондуктор застыл на входе, всматриваясь вперёд, туда, где полыхал огонь, пожирая то ли паровоз, то ли другой вагон, и откуда доносились крики и мольбы о помощи. Он не мог уйти со своего поста, а стоявшие возле вагона пассажиры не имели желания идти и разбираться, что случилось. Лишь один мужчина отделился от толпы и решительно направился в сторону паровоза.
Вышедшие из вагона пассажиры довольно долго стояли, прислушиваясь к звукам, что долетали от головы поезда. Звуки не сулили ничего хорошего. Мимо них пробежало несколько человек, в том числе, и те мальчишки, что привлекли их внимание в вагоне-ресторане. Женевьева хмыкнула, потом вопросительно посмотрела на мать, но графиня не успела заметить их, и девушка вновь отвернулась, не став задавать вопрос, вертевшийся у неё на языке. И вдруг появился тот пассажир, что ушёл к паровозу, он возвращался обратно. Он оказался офицером.
— Господа, первый вагон и паровоз сошли с рельсов и лежат под откосом, полностью разбитые. Возможно, это диверсия, а возможно — несчастный случай. Все, кто может помочь, прошу вас идти к голове поезда и принять меры к спасению потерпевших крушение. Кроме того, нужны эфирные светильники и люди, умеющие оказывать медицинскую помощь. Я, штабс-капитан Ипполит Васин, прошу всех вас принять посильное участие. Доктор Серов уже оказывает на месте крушения медицинскую помощь и ему нужны люди, обладающие даром. Все, кто обладает хоть каким-либо даром, прошу прийти на помощь. Это наш долг, господа, перед гражданами нашей страны.
Толпа пассажиров тут же зашумела, активно обсуждая эту новость. Послышались женские охи и ахи, и от толпы отделилось несколько человек, в том числе и одна женщина, а офицер побежал дальше.
— Пойдём, Женевьева, нас позвали.
— Маман, но почему мы, что мы можем сделать с нашим даром?
— Многое, дорогая, очень многое.
— Но зачем, давай не пойдём⁈
— Ты же слышала, что сказал этот офицер?
— Да, мама, но чем мы сможем помочь?
— Это не важно. Долг дворянина в том и заключается, что он всегда стоит на страже своего Отечества и граждан, если он, конечно, не ренегат и не дурно воспитан.
— Там же, скорее всего, только пассажиры третьего класса, ну, или второго, одни крестьяне да рабочие?
— И что? — холодно отозвалась графиня, подхватив кожаный саквояж и перевесив на плечо небольшую сумочку с револьвером.
— Ты же их презираешь?
Графиня сделала несколько шагов, не отвечая дочери. Как только они отошли подальше от основной массы пассажиров, она остановилась, поставила саквояж на землю, обернулась к дочери и, пристально глядя в её глаза, ответила.
— Презирать — не значит отказывать в помощи. Запомни это на всю жизнь. Ты должна всегда стоять над толпой, стоять, а не падать, и ты же должна всегда заботиться о тех, кто ниже тебя, если это является твоим гражданским долгом или призванием. Долг и Отечество — вот две черты, которые ты никогда не должна преступать, если хочешь сохранить своё лицо. А если ты перешагнула их, то тогда ты достойна большего презрения, чем они.
— Но…
— Никаких но! Предателем всегда стать легко, тяжело остаться верным своему долгу. Целые поколения твоих предков служили Склавии, и предавать свои корни — значит умереть духовно, а где духовная смерть, там близко ходит и обычная. Запомни это, моя девочка.
— Я поняла, мама, — тихо пробормотала Женевьева, — а сейчас мы что выполняем?
— Свой гражданский долг. Нас позвали, и мы идём. У нас обеих есть дар, мы обе, точнее, я одна, могу оказывать медицинскую помощь, меня этому учили в институте благородных барышень. Кроме того, мы просто должны знать, что происходит, так что, у нас есть целых три причины, чтобы идти туда.
Девушка кивнула и дальше шла уже молча, ни о чём не спрашивая и напряжённо обдумывая материнские слова. Ей многое стало сейчас понятно, очень многое, но не всё сразу укладывалось в её голове.
Шли они до головы поезда довольно долго. Фонаря с собой не имелось, а вдоль насыпи идти оказалось очень трудно. Временами приходилось обходить росшие совсем рядом с рельсами кусты, да и по насыпанному гравию быстро не побегаешь, благо одеты они, спасибо маман… оказались по-походному и не цеплялись длинными подолами за всё подряд.
Увидев впереди разгорающееся пламя, они поспешили на свет, и вскоре пришли к поверженному вагону. Дойдя до него, они смогли оценить масштабы разрушения и увидеть множество пострадавших.
— Видишь? Мы к месту. Сейчас мы здесь нужны. Ого! Вот это да! — словно глупая девчонка, вскрикнула графиня. — Смотри, какая картина висит в воздухе⁈
Женевьева и сама увидала необычную картину, которая висела в ночном небе. Она сначала даже не поняла, что это, настолько красочно и необычно это всё смотрелось, напоминая новомодное кино. Только там оно чёрно-белое, а здесь по-настоящему цветное и красочное. Во тьме изображение показывало внутреннее устройство вагона.
В это время как раз послышался крик доктора, просящего поддержать юношу, что, как оказалось, держал эту самую картину. Юношу оказалось невозможно рассмотреть в темноте, тем более, он находился в тени собственного дара.
Графиня в это время закончила рассматривать как живой чертёж, так и общую картину разрушения и спасения людей, и обратила внимание на доктора и его слова.
— Женевьева! — позвала она дочь.
— Да, маман, я тут!
— Возьми плитку шоколада и накорми вон того юношу, это он держит картину.
— Ага, — девушка даже обрадовалась такому поручению. Выхватив из рук матери плитку шоколада, она бросилась к носителю дара.
Подбежав, она во все глаза уставилась на юношу, что имел столь необычный дар. Он оказался ей знаком.
— Ничего себе! — невольно сказала она вслух и тут же зажала себе рот ладошкой.
— Я шоколад принесла, как просили, чтобы покормить, — обратилась она к мужчине, что держал за плечи ослабевшего юношу, не давая ему упасть.
— Ай, молодец, барышня, — пробасил мужчина, — корми его.
— Как⁈ Я думала вам отдать шоколад и всё.
— Видишь, я держу его, мне неудобно кормить, а из твоих рук шоколад намного слаще будет, — и мужчина улыбнулся.
Женевьева почувствовала, как