Саманта Шеннон - Сезон костей
На обратном пути я бросила полиглоту бутылочку с кислотой. Тот испуганно встрепенулся.
– Это тебе для глаза.
Паренек изумленно заморгал, но мне было не до объяснений.
Добравшись до нужного барака, я постучала в стену:
– Лисс?
Мне никто не ответил.
– Лисс, это Пейдж.
Штора отдернулась, и на пороге возникла Лисс с лампадой в руках.
– Оставь меня в покое, – устало попросила она. – С цветными туниками не общаюсь, уж извини. Поищи себе подругу по статусу.
– Я не убивала Себа! – выпалила я, протягивая девушке аспирин и жестянку. – Вот, выменяла у Бабая. Прошу, давай хотя бы поговорим.
Лисс покосилась на подношение и нахмурилась:
– Ладно, заходи.
Рассказывая про испытание, я не плакала. Не могла. Джекс ненавидел слезы. («Запомни, милая, ты безжалостная мерзавка. На носу заруби, куколка!») Даже здесь, вдали от шефа, он следит за каждым моим шагом.
Я дошла до места, когда Себу сломали шею, и меня вдруг затошнило. Никогда не забуду ужас в его глазах, отчаянный призыв о помощи. Наконец я замолчала и принялась растирать больную ногу.
Лисс протянула мне дымящийся стакан.
– На вот, выпей. Для борьбы с Наширой тебе понадобятся силы. Значит, она в курсе…
Я отхлебнула мятный на вкус напиток. В горле встал комок, на глаза навернулись слезы, но плакать нельзя. Стыдно перед Лисс, у которой лицо и шея покрыты свежими синяками и ссадинами и вывихнуто плечо, но при этом она ставит мое благополучие выше своего.
– Ты же член Семьи, – пояснила она, неуклюже обрабатывая мне шрам одной рукой.
Боль исчезла, но метка – нет. Для этого и ставили – мол, знай свое место.
Под линялой простыней дремал Джулиан. Его кураторша отправилась на семейное собрание клана Шератан. Перед тем как вырубиться, Джулиан принял аспирин. Отечность с носа заметно спала. Оказывается, не найдя меня на рассвете, Джулиан побрел в Трущобы и там столкнулся с Лисс. Вдвоем они попытались утеплить барак, но без особого успеха. Все же, когда юная гимнастка предложила заночевать, я без лишних колебаний согласилась. Лучше мерзнуть, чем лицезреть отвратную физиономию стража.
Старой открывалкой Лисс вскрыла консервную банку.
– Спасибо огромное. Давненько мне не выпадало такое счастье.
Она зажгла спичку, и топливо загорелось синим пламенем.
– Как это Бабай расщедрился?
– Нашла чем его заинтересовать.
– Да? И чем же?
– Отдала ему свою пилюлю.
Лисс удивленно подняла бровь:
– Пилюлю? Что в ней такого ценного?
– Без понятия. Знаю только, что другим ее не дают.
– Раз Бабай заинтересовался, значит таблетка и впрямь ценная. Он дорого берет, и поручения у него опасные. В основном спереть что-нибудь из резиденции. Чаще всего воров ловят. – Лисс дотронулась до больного плеча и поморщилась.
Я забрала у нее пылающую «Стерно» и поставила посередине.
– Тебя Гомейса отделал?
– Временами карты его дико раздражают, особенно если показывают не то, что надо. – Лисс вытянулась на жестком ложе, сунув под голову подушку. – Благо сталкиваемся мы нечасто. По-моему, в городе он почти не бывает.
– Ты у него единственная смертная?
– Ага. Отсюда и ненависть. Ситуация в точности как у тебя – Гомейса выбрал меня, хотя до этого сроду не связывался со смертными. Ему казалось, что у меня есть потенциал и все шансы стать одной из лучших собирательниц костей.
– Кем-кем?
– Собиратели костей – второе прозвище «алых туник». В общем, я не оправдала его надежд.
– Почему?
– Мне велели дать расклад на одного арлекина. Его подозревали в предательстве. Я знала, что так и есть. Расклад означал смертный приговор, поэтому я отказалась.
– Я тоже, – угрюмо вставила я, потирая висок. – А толку? Себ все равно погиб.
– Невидцы здесь мрут как мухи. Раньше ли, позже – итог всегда одинаковый. – Лисс потянулась и села. – Ладно, забыли. Давай поедим.
Из деревянного сундучка появились немыслимые деликатесы – пакетик растворимого кофе, банка фасоли и четыре яйца.
– Откуда такая роскошь? – поразилась я.
– Нашла.
– Где?
– Кто-то из невидцев спрятал неподалеку от резиденции. Объедки с барского стола. – Лисс налила в стальную кастрюльку воды. – Устроим настоящий пир. – Она поставила кастрюлю на горелку. – Джулиан, ты как?
Наша болтовня разбудила его. Отбросив простыню, Джулиан по-турецки уселся на ложе.
– Полегче. – Он осторожно пощупал нос. – Спасибо за таблетки, Пейдж.
– Не за что. Когда у тебя первое испытание?
– Без понятия. По идее, Алудра должна учить нас сублимировать, но вместо этого шпыняет почем зря.
– В смысле, сублимировать?
– Превращать обычные предметы в нумы, – пояснил Джулиан. – Те жезлы, к примеру, сублимированы. Ими может воспользоваться любой дурак, не только гадатели.
– В чем суть?
– Жезлы помогают контролировать ближайших духов, но в сам эфир не проводят.
– Выходит, это не настоящие нумы.
– Но опасность все равно есть, – возразила Лисс, – особенно если эти штуковины попадут в руки невидцев. Не хватает только обеспечить Сайен эфирным оружием!
Джулиан в ответ покачал головой:
– Ничего такого не произойдет. Сайен шугается от всего, что связано с ясновидением.
– Лучше бы шугались от рефаитов!
– У них нет выбора, – медленно проговорила я. – Рефаиты – те же ясновидцы, просто облеченные властью. В свете угрозы эмитов Сайен вынужден подчиняться.
Вода закипела. Лисс наполнила три бумажных стаканчика и сделала кофе. Комнатушку наполнил волшебный, почти забытый аромат. Интересно, сколько я проторчала тут, если уже успела забыть?
– Угощайтесь. – Лисс протянула нам горячий напиток. – Джулс, где тебя держит Алудра?
– Смахивает на бывший винный погреб. Сплошь голые стены, света нет. Спать приходится на полу. У Феликса, как назло, клаустрофобия, Элла скучает по дому. Оба рыдают ночи напролет, фиг уснешь.
– Провали испытание, – посоветовала Лисс. – Да, жизнь тут не сахар, но все лучше, чем с куратором. От нас подпитываются, только если попадемся под горячую руку. – Она хлебнула кофе. – Впрочем, далеко не всем такое под силу. У меня была подруга. Пожив здесь немного, она стала умолять куратора дать ей второй шанс. Теперь щеголяет в алой тунике.
Кофе допили в гробовом молчании. Потом Лисс сварила яйца, и мы съели все до последней крошки.
– Я вот думаю, – протянул Джулиан, – рефаиты и впрямь могут возвратиться туда, откуда пришли?
Лисс пожала плечами:
– Наверное.
– Тогда что их здесь держит? Жили ведь они как-то до нас. Непонятно только, чьей аурой питались.
– Мне кажется, дело в жужунах, – вклинилась я. – Не зря Нашира назвала их расой паразитов.
Джулиан кивнул:
– Считаешь, они забрали у наших друзей нечто ценное?
– Ага, совесть.
Тот фыркнул:
– Типа того. Не исключено, что рефаиты были белые и пушистые, пока не нагрянули жужуны, – веселился он.
Лисс, напротив, даже не улыбнулась.
– Может, причина в эфирном пороге? – предположила я. – Нашира сказала, враги появились после того, как он дал трещину.
– Напрасно вы гадаете, – глухо пробормотала Лисс. – Правду все равно не узнать, рефаиты надежно ее охраняют.
– С чего бы? Если они такие могущественные и несокрушимые, зачем им перестраховываться?
– Знание – сила, – вздохнул Джулиан. – И сила на их стороне.
Лисс притянула колени к груди.
– Ошибаешься, брат. Меньше знаешь, крепче спишь. – Она буквально повторила слова Бабая. – От знания так просто не избавишься. Это пожизненное бремя.
Мы с Джулианом переглянулись. Лисс здесь давно. Наверное, стоит последовать ее совету. Или наоборот, не стоит, если хотим выбраться отсюда живыми.
– Лисс, – осторожно начала я, – а у тебя не возникало мысли насчет борьбы?
– Дня не было, чтобы не приходило.
– Так в чем проблема?
– Иногда я мечтаю выдавить Сухейлю глаза голыми руками, – с надрывом перечисляла Лисс. – Мечтаю пристрелить Наширу, вспороть брюхо Гомейсе, но всякий раз понимаю: меня убьют раньше, чем успею хоть что-то предпринять.
– Такими темпами ты рискуешь застрять здесь навечно, – мягко проговорил Джулиан. – Неужели тебя это устраивает?
– Конечно нет. Мне, как любому нормальному человеку, охота домой. Но ведь дом – понятие растяжимое… – Она резко отвернулась. – Вы наверняка считаете меня трусихой, бесхребетным ничтожеством.
– Лисс, напрасно ты…
Но акробатка не дала мне договорить:
– Не отрицай, Пейдж. Именно такой вы меня считаете. Но позволь рассказать кое-что, раз уж вас так тянет к знаниям. В две тысячи тридцать девятом году, во время Восемнадцатого Сезона, случилось восстание. Все местное население выступило против рефаима. – Боль в глазах девушки состарила ее на добрый десяток лет. – В результате погибли все – невидцы, ясновидцы. Не выжил никто. Рефаиты просто велели «алым туникам» не вмешиваться и позволили эмиту уничтожить всех и вся. – Она помолчала. – За непослушание положена кара, вот бунтовщики и поплатились. Рефаиты сразу предупредили нас о последствиях. – Девушка принялась тасовать колоду. – Вы оба – бойцы по натуре, но я не желаю сидеть и смотреть, как вы будете умирать. Тем более такой смертью.
