Выбор сердца - Наталья Гимон
Несколько секунд мы стояли на самом краю тропы, и когда брошенные двумя домами тени выровнялись и превратили её в подобие золотого, прямого как стрела коридора, мама, наконец, сделала первый шаг. В тот миг, когда и моя нога ступила на закатную дорогу, что-то вокруг изменилось, словно время потекло иначе. Я заглянула через мамино плечо вперёд и увидела, что тропа совершенно пуста, словно всем шедшим по ней прохожим почему-то вдруг срочно понадобилось отойти в сторону. И только в самом конце её, там, где дорожка выходила из домов, ныряя дальше в необузданные заросли бурьяна, сидел огромный рыжий кот – невообразимо красивый и до невозможного знакомый. Его огненный мех будто сливался с лучами заходящего солнца, растворяясь в них. И оттого он казался ещё больше.
– Мам! Гляди – Рыжик! – наконец осенило меня. И действительно: эту царственную ушастую морду, благородно обвитый вокруг лап пушистый хвост, белоснежную манишку на солнечной шубке и золотые глаза, глядевшие на нас в снисходительном прищуре, я не перепутала бы ни с каким другим мохнатым зверем. Вот только наш Рыжик пропал несколько лет назад. Ушёл из дома и не вернулся.
Я хотела было забежать вперёд, чтобы получше рассмотреть пушистого исполина, но твёрдая рука схватила меня сзади за плечо.
– Я думаю, не стоит нарушать порядок нашего следования. – Я оглянулась и встретилась взглядом с моим Любимым. На этот раз его глаза были серо-зелёными с жёлтыми крапинками. – И уж тем более не стоит называть Его Величество Короля Заката «Рыжиком».
– Его… Кого? – тупо переспросила я, непроизвольно останавливаясь.
– Его Величество Короля Заката, – спокойно повторил он, и мне показалось, что он смеётся надо мной. Пусть одними глазами, но и этого хватило. Я дёрнула плечом, высвобождаясь, и ускорила шаг, догоняя обернувшуюся маму.
– Ма-ам, это что, правда…он?
– Да.
– А он что… кот, что ли?
– Нет. Он просто десять лет жил рядом с нами в таком обличие.
– А… о… – только и сказала я, не сводя глаз с пушистого изваяния.
Мама принесла его откуда-то с улицы. Сказала, что подобрала это мохнатенькое рыженькое чудо где-то в подворотне. Мы решили его оставить, назвали Рыжик, и он прижился. Поначалу признавал только маму, и даже помогал ей, насколько хватало его кошачьего ума – то ноги согреет, то боль снимет, то разбудит вовремя, когда будильник не срабатывал. Потом привык и ко мне – мы с ним души друг в друге не чаяли. И только папу вечно изводил мелкими пакостями: то костюм пометит, то в тапки надует. Теперь-то было понятно, почему…
Вспомнив об отце, я оглянулась на наш дом. И мне даже показалось, что в окне восьмого этажа я различаю светлое пятно его лица. «Папа», – одними губами прошептала я, и боль накатила с новой силой. Вытерев ладонями слёзы, я опять взглянула на «вернувшегося» кота. Мама как раз проходила мимо него, но даже не удостоила его взглядом. Золотые глаза животного при этом на мгновенье закрылись как у человека, который вот-вот заплачет. А потом Рыжик взглянул на меня, мяукнул, и, задрав хвост, бросился мне под ноги, громко мурлыча и чуть ли не подпрыгивая, пытаясь дотянуться головой до моей руки. Я хотела его оттолкнуть, но не смогла.
Возглавляемые Его Величеством Королём Заката, мы вышли, наконец, из дворов, пересекли дорогу и углубились в яркое разнотравье вольготно раскинувшегося за домами пустыря. Мне казалось, что с каждым нашим шагом солнце, до половины утонувшее за горизонтом, становится всё больше и больше. В какой-то миг оно загородило для меня весь окружающий мир. Щурясь от яркого света, я заметила, как мама сделала какое-то движении рукой, словно отодвигая тяжелую штору. Воздух вокруг заколебался. Я сделала ещё пару шагов вперёд внутри этого дрожащего марева и остолбенела.
Пестрящий дроком, вьюнком и мышиным горошком пустырь куда-то исчез. Теперь мы стояли в невероятном месте. Оно тоже всё было залито солнечным светом. Небеса над головой были девственно голубыми, но казались очень низкими, словно рукой дотянуться можно. Но самого солнца видно нигде не было.
– Ух, ты! – запрокинув голову, восторженно протянула я.
– Когда на вашей земле наступает весна, грань между нею и междумирьем истончается, и тогда люди видят именно это небо, – словно прочитав мои мысли, негромко произнёс стоявший за моим плечом Любимый.
– Откуда ты… – начала, было, я, но запнулась. – Грань между нею и чем?
– Междумирьем.
– Так мы ещё не пришли?
– Нет.
– И это не твой мир?
Он усмехнулся:
– Когда ты увидишь мой мир, ты сразу это поймёшь.
Я фыркнула и взглянула на маму. Она, обернувшись, смотрела на нечто плескавшееся у нас за спинами. Это нечто больше всего напоминало вставшее на дыбы хрустально-прозрачное озерцо, в глубине которого угадывались очертания многоэтажных домов, скрытые тенью дворы и спешащие по своим делам люди.
– Ваше высочество, нам нужно идти, – мягко позвал мой Любимый, и мама вздрогнула.
– Да-да, – кивнула она. – Идём дальше. Как и раньше, – и зашагала между деревьями, туда, где секунду назад мелькнул пушистый рыжий хвост.
Мы шли, словно по коридору в карликовом березняке – именно на берёзы больше всего походили росшие по бокам дорожки невысокие, на голову выше меня деревца. И листья их были такими же зубчатыми, только в несколько раз больше. Я хотела рассмотреть их поближе, но на этот раз меня остановила мама:
– Не трогай.
– Почему? – удивилась я, и она, вдохнув, спросила:
– Как ты думаешь, что это?
– Какие-то деревья. Очень похожи на наши берёзки.
Мама помолчала немного и быстро пояснила:
– Это люди.
Я аж подпрыгнула на месте, отдёргивая руку от едва шелестящих ветвей и пряча за спину сразу обе.
– Чего?!
– Если человек, – разворачивая меня лицом в нужную сторону и подталкивая в спину, начал рассказывать мой Любимый, – обычный человек, попадает сюда и лишается защиты жителя закатной земли, спустя очень недолгий срок междумирье поглощает его. Таким образом, оно защищает вселенские законы от нарушения, препятствуя проникновению непосвящённых в другие реальности.
Оглядевшись по
