Куда приводят коты - Олег Фомин
В моей голове вьются назойливо, словно комары, всякие непонятки. Смотрю, как зачарованный, на бирюзовые блики водопада.
– Откуда эта вода? Что превращает ее в блажень?
Леон засмеялся.
– Для кота слишком много вопросов. Между прочим, ты в курсе, – он оглянулся, лапа ювелирным хватом коготков чуть опустила очки, – что взгляд у тебя жгучий?
Я опешил.
– Эээ… Нет.
– Ну вот, знай.
Глаза Леона, такие же бирюзовые, как блажень, снова спрятались под черные стекла. Затем передние лапы надавили на один из кирпичей в стене, тот плавно отъехал внутрь. Щелчок, загудел механизм, из воды выползла лесенка шириной в один кирпич, от центра бассейна до трубы, откуда льется волшебная жидкость.
Но я все еще сбит с толку заявлением о «жгучести» моего взгляда, не придал случившемуся особого значения. Просто последовал примеру Леона, когда тот перепрыгнул на лестницу и стал подниматься к трубе.
– И как это понимать? – окликнул я.
Меня опять покачивает. Испарений над мокрой лестницей больше, чем на берегу. Тем не менее, шагаю по влажным ступеням, как эквилибрист по канату, за хвостом, торчащим из-под складок кошачьего плаща.
– Так и понимай, – отвечает мой проводник. – Я и сейчас чувствую себя спичкой рядом с костром. Вот-вот вспыхну!.. Когда жар отпускает, я знаю, что в этот момент ты смотришь куда-то в другое место.
– Это шутка такая?
– Да куда уж… Думаю, мои ребята тоже ощутили. Возможно, это спровоцировало их агрессию. Напасть на тебя было тупейшим решением, а на тупые действия толкает животный страх. Тем более, вряд ли понимали, с чем имеют дело. В перемире они тоже недавно. Может, чуть дольше, чем ты. А ты ведь совсем новичок, верно?
– С чего ты взял?
Леон усмехнулся.
– Ну, я-то не новичок.
Мы уже идем по трубе.
Посередине тянется дорожка из кирпичей такой же ширины, как и лестница. Жидкий бирюзовый свет течет навстречу по бокам мостика, а мы шагаем куда-то в глубину каменного горла. Мне опять кажется, что на нас смотрят – из пустот в кладке, где нет кирпичей. Я озвучил-таки эту зудящую мысль.
– Не переживай, это мои парни. Следят за порядком, только и всего. В конце концов, сюда могут забрести незваные гости. Извини, что не сказал о соглядатаях сразу. Просто пока ты крутил головой в поисках слежки, я отдыхал от твоего… горячего внимания.
Я хмыкнул, но не нашел, что ответить. Вместо этого спросил:
– Так что очищает и заряжает эту воду?
Леон остановился, я чуть не уткнулся носом в его хвост, тоже замер.
Он вновь оглянулся, приподнял очки на несколько секунд, сказав с клыкастой улыбкой:
– Я.
И возобновил шествие.
Я ненадолго растерялся, пришлось догонять. Это чуть не стоило мне потери равновесия, дурман местной воды по-прежнему нарушает координацию, перед глазами замаячили шустрые бирюзовые ручейки, но я удержался. Снова иду почти впритык, стараясь хранить невозмутимость, спросил:
– Как?
– Не знаю. Само получается. Блажень – это мой дар, такой же, как твое целительство. Кстати, на твоем брюхе ни следа от уколов, заметил?
– Нет, – признался я. – Забыл совсем. Не болит, и ладно.
– То-то и оно. Я бы попросил тебя помочь поставить на ноги, вернее, на лапы, тех троих, но толку не будет. Ты лечишь бессознательно. Только тех, кому симпатизируешь. Зато у тех, кого ненавидишь, усугубляются увечья и болезни, если таковые имеются. А те олухи сделали все возможное, чтобы ты их возненавидел. Придется тащить их в Бальзамиру. Вряд ли там обрадуются моему визиту… Что ж, придется потерпеть. Это единственное место, где их можно вылечить.
Мне следовало бы спросить, что такое Бальзамира, пока мой собеседник расположен отвечать, но языком завладела свежая злая память, и я поинтересовался:
– А с теми болванами есть смысл так нянчиться?
Не прекращая движения, Леон вздохнул.
– В мире, где никому нельзя доверять, – заговорил он серьезно, даже ставшие уже привычными елейные нотки вдруг исчезли, – превыше прочего ценится верность. Верным прощается даже глупость.
Воздух между нами будто наэлектризовался. Вроде бы Леон сказал не лишенную смысла вещь, но что-то в его словах меня насторожило. Не пойму, что именно…
Я попытался сменить тему:
– А этот, как его… Мерлин! Что с ним не так? Я вроде не заметил у него каких-то проблем со здоровьем.
– Честно говоря, сам не знаю, – сказал Леон. В его голос вернулась приторность, и я расслабился. Леон продолжает: – Но подозреваю, что опухоль мозга в зачаточной фазе. Вернее, была в зачаточной. До инцидента на крыше парень был совершенно здоров. Так бы она проявилась через несколько лет, но ты в считанные секунды довел ее до терминальной стадии.
Мы вышли из трубы в просторное круглое помещение.
С потолка здесь, словно лианы, свисают цепи.
Надежный каменный пол только по периметру этого огромного колодца, основную же площадь занимает решетка, под ней бурлит бирюзовая вода, лопаются пузыри, громадный зарешеченный котел выпускает клубы пара.
Леон сразу направился, балансируя на прутьях решетки, к дальнему сектору зала, где возвышается массивный кирпичный трон, поросший мхом и грибами.
Последовать за Леоном я не решился. Концентрация испарений над решеткой такая, что их можно видеть невооруженным глазом. Если бы не вытяжка наверху, меня бы уже свалило, как бы я там ни придышался. Соваться в это облако – плохая затея. Лучше обойду по кирпичному ободу.
Стены похожи на пчелиные соты, только из кирпичей. Этажи «сот» тянутся почти до потолка, между ними торчат кирпичные карнизы, слишком узкие для человека, а для кошек – в самый раз. Каждая ячейка в этих «сотах» застеклена. Крадусь мимо стекол, пытаюсь разглядеть, что внутри. Одни ячейки кажутся пустыми, в других различаются предметы…
Локон черных волос.
Пусто.
Шнурок от обуви.
Серебристый кулон в виде ящерицы.
Обломок какой-то старой доски.
Пусто… Опять пусто…
Кинжал…
Стоп! Я остановился, морда прилипла к стеклу. Это ведь кинжал, за которым охотились прихвостни Леона! Такая же рукоятка, такой же в точности клинок. Вот только последний обломан, половинки лежат рядышком, как кусочки мозаики. Когда успели сломать? Или кинжал все-таки другой?
– Это что, какой-то музей? – спросил я.
Леон запрыгнул на подлокотник трона, развернулся, сверкнули брызги со складок
