Куда приводят коты - Олег Фомин
– Короткий шоколадный мех, желтые глаза, – продолжает она. – Бурманский, верно? В тебе кровь аристократа! Как тебя угораздило снюхаться с этим помойным отбросом?
– Ни капли достоинства, – прозвучал надменный мужской голос сзади.
На пристройке, где мы ели шашлык, теперь лежит кот. Такой же лысый. Но в отличие от светлой гладкокожей соплеменницы, его кожа темно-серая, в морщинах.
– Нам, детям перемира, дана свобода, – говорит он. – Свобода выбирать окружение. И гляньте, кого выбрал этот, с позволения сказать, кот…
В куче металлолома раздался грохот, затем оттуда же – вопль:
– Нашел!
Тоже мужской. Вернее, юношеский. Высокий и полный энергии. Но довольно мерзкий.
На гору металла взобрался еще один сфинкс. Ребра торчат, уши как локаторы, а хлыст хвоста удерживает над туловищем кинжал. Тот, что оставила Блика. Скрутив рукоятку, гибкая мышца покачивает оружие в воздухе, лезвие даже в сумерках бросает отсветы.
– Она в самом деле была здесь! – радуется обладатель сильного хвоста. – Леон будет доволен!
– А еще, – говорит кошка, – Леон не откажется выслушать показания этих отбросов. Они наверняка что-то знают.
– Ты в своем уме, Сабрина?! – возмутился морщинистый. – Ну ладно, бурого можно… Но крысу! Думаешь, Леон станет допрашивать еду? Я бы и жрать такое побрезговал! Одноразовая когтеточка, не более. У меня как раз когти затупились.
Троица стала нас окружать.
Я накрыл Ласта собой, его носик торчит из-под моего подбородка, брюхом чувствую, как крысиное тельце сжалось в каменный комок. Меня захлестнула злость, шерсть дыбом, на лапах расцвели венцы когтей, хвост мечется, как змея в агонии. Бросаю оскал в разные стороны, стараясь не упускать из виду всех трех.
Шипение!..
Как оказалось – мое.
– Гляньте-ка, – говорит кошка, – еще и драться хочет за эту крысу!
– Может, какой-то деликатес? – предполагает сморщенный. – Крыса, маринованная в кошачьей опеке? Ну, знаете, нянчишься с ней, бродишь вместе по разным местам, даже… извиняюсь, общаешься, а потом хоп!.. Мясо такой крысы обретает ни с чем не сравнимый привкус. Кто знает, может, перемир дал этому парню кулинарный талант.
– Давайте проверим! – предложил ушастый.
Скрученный его хвостом кинжал напоминает жало скорпиона. Вооруженный сфинкс медленно спускается с железного холма.
У подножия свалки я заметил ржавую трубу. Ее черное горло слишком узкое, чтобы туда смог пролезть кот. А вот кто поменьше…
– Ласт, беги!
Я повернул лапой его мордочку в сторону трубы.
– Живо!
Крыс выметнулся из-под меня, как из катапульты. Сфинкс прыгнул наперерез, но в полете его встретила моя лапа. Он взвыл, с морды на бетон брызнуло красным, а его самого развернуло почти на сто восемьдесят, острая сталь звякнула о крышу рядом со мной, лысый кот в обнимку с кинжалом прокатился кубарем мимо. А крысиный хвост, тем временем, исчез в трубе.
Меня схватили за шкирку.
Рукой!
Глава 09. Никому нельзя доверять
– Лишняя пара глаз на хвосте не помешала бы, верно? – с деланным сочувствием произнес тот, кто меня держит. Хватка, несмотря на худобу, у него крепкая.
Мне ничего не остается, кроме как брыкаться, шипеть и разглядывать «гота» лет тридцати в расстегнутой черной жилетке из кожи на голое тело и темных джинсах. Черные волосы чуть не достают до плеч. Жидкие, но ухоженные, частые гости парикмахера. Угольного оттенка губы потрескались в ухмылке, подведенные тушью глаза взирают искоса.
– Впрочем, это бы не сильно помогло, – добавил он. Еще и голос а-ля «Depeche Mode», под стать субкультурному имиджу.
– Ему уже ничто не поможет.
В поле моего зрения вошла блондинка со стрижкой «ежик», в светлой майке и голубых джинсах, которые не пощадила причудливая мода на дырки. Встав рядом с готом, она почесывает локоть и смотрит на меня со смесью равнодушия и брезгливости.
– Он мог сбежать сам, а вместо этого дал сбежать крысе. Такому и сама Сехмет не поможет. Он безнадежен.
Оставив в покое локоть, она принялась скрести ногтями колено. Я заметил, что кожа на локтях и коленях огрубевшая. Похоже, у нее псориаз.
– Дайте мне его пощекотать! – раздался позади противный голос.
Меня развернули, и передо мной возник лысый тощий тип. Они все костлявые, но это что-то с чем-то! Камуфляжные штаны на подтяжках. Под ними голый торс, и лучше бы этот скелет в кожаном мешке был прикрыт хотя бы футболкой. А так – ходячий памятник туберкулезу. Уши торчат выразительно, как и в кошачьей форме. Самый молодой из троицы, наверное, нет и восемнадцати. И самый мерзкий. Сгорбился надо мной, улыбка тупая, как у нарика под кайфом, на щеке сверкает мой кровавый автограф из трех линий.
Нож в кулаке поклевывает острием мое брюхо.
– Боишься щекотки, а, какашка крысячья? Хе-хе…
– Полегче, Хлест! – осадил гот. – Леону эту какашку еще допрашивать.
– Да ладно, язык отрезать не буду! Так, пузо чуток разукрашу…
Острие ткнуло сильнее, и мое тело дернулось, я взвыл, зашипел. На животе вспыхнуло горячее, под общий смех жжение растворяется в чем-то щекочущем.
– И вообще, – продолжает лопоухий, – допрашивать можно и без лап… И без хвоста, хе-хе!
– Хлест, слушай, – вмешалась блондинка, – думаю, Мерлин прав, лапы и хвост могут подождать.
Скинхед простонал.
– Да Мерлин у нас вечно прав, Сабрина! Что теперь, отказывать себе в маленьких радостях?!
Блондинка перестала, наконец, чесать колено. Тут же начала карябать второе, при этом чесать другой, еще не чесаный локоть.
– Маленькие радости – это наше все! – заявила она, а потом добавила: – Зато против «разукрасить пузо» ничего не имею!
И засмеялась. Волна веселья подхватила и остальных. Кроме, разумеется, меня.
Меня захлестнула иная волна.
Я вдруг осознал, что оказался в роли той кошки, которую спас темным вечером под мостом. Вспомнил, как вез к ветеринару, вспомнил рыжую девушку, ходившую по квартире в моей клетчатой рубашке… А затем прилив тоски сменился багровым гневом. Я думал, что весь этот трэш, власть кирзового сапога, олицетворением которой был Седой с его ублюдочным сынком, остались навсегда в прошлом. Но и здесь, в новом мире, то же самое! Там ко мне домой нагрянули без приглашения верзилы с автоматами, здесь, на крыше, куда я повадился возвращаться и уже начал считать этот островок Вселенной чем-то вроде тихой гавани, очутилась какая-то шайка сфинксов-садистов…
Да когда же эта грязь оставит меня в покое?!
