Спецотдел-2 - Андрей Волковский

— Судя по всему, здесь действительно вызывали ультиму. Она обменивает желание на жизнь. Обменивает плохо, как и все «исполнители желаний». Обманки, уловки, хитрости, недомолвки — в её арсенале всё.

— Как в сказках, — заметил Кошкин.

— Именно.

— Ты говорила, что под осиной личная вещь, по ней можно будет определить, кто вызвал существо?

— Возможно, — пожала плечами Вика. — Смотря какая именно вещь, но вряд ли вызывающий оставил там паспорт.

— Да, это вряд ли. Так, если ультима убивает в обмен на желание, то самый главный подозреваемый — пропавшая девушка, — высказался Максим.

— Самоубийство и инфаркт тоже подходят, — заметила Вика. — Ультима не всегда убивает своими руками: ей достаточно пообещать жизнь.

— Кстати, это ведь мог быть и не местный! Вдруг кто-то пришёл сюда, чтобы вызвать существо в укромном месте подальше от возможных знакомых?

— И такое могло быть.

— Ультима разумна?

— Вполне.

— Хм, а безопасно ли будет вызвать её сюда и спросить?

— Не уверена. То есть вызвать-то можно без особых проблем: типовой призыв, угроза алтарю, высказанное вслух сокровенное желание... В общем, вариантов немало. Но, как я уже говорила, она хитра, изворотлива и потенциально опасна.

— Тогда не стоит, ты права. А что ещё ты о ней знаешь?

— Немного. Я же на ритуалах специализировалась в университете, не на самих существах.

— Может, Аз подскажет?

Максим позвонил спецу по редким существам, но тот не отвечал. Кошкин выждал пару минут и позвонил снова. На этот раз ему ответили почти сразу. Только это был не Азамат, а серьёзный маленький мальчик, сообщивший, что дядя Аз очень-очень занят с заболевшей волшебной собачкой. Максим попросил передать дяде, чтобы тот перезвонил, пожелал здоровья собачке и попрощался.

Когда приехала бригада криминалистов, на полянке стало тесно и суетно. Вокруг места вызова выставили защиту; камни, нитки и не замеченную Максом тонкую серебристую цепочку упаковали по разным мешкам. Осиновый кол осторожно обернули в вышитую знаками ткань и спрятали в узкий футляр, испещрённый защитными символами.

— Вскрываем алтарь, — объявил старший группы криминалистов.

Их пятёрка раделилась: трое встали на расстоянии от алтаря, двое, вооружившись лопатками вроде туристических. начали копать.

Через пару минут из земли извлекли фотографию, обёрнутую в целлофан. На фото были запечатлены молодая женщина и девочка-подросток с зелёными волосами, в балахоне с большой буквой «М» и джинсах с многочисленными карманами. То ли сёстры с большой разницей в возрасте, то ли очень молодая мать с дочкой.

Максим сфотографировал снимок, потом и его убрали к прочим уликам.

Надо проверить фото пропавшей девушки. Макс взялся пересматривать присланные Егором документы. Вот она! Мимолётная радость тут же сменилась разочарованием: увы, исчезнувшая Марина Бондаренко была совсем не похожа ни на женщину, ни на девочку с фотографии.

Старший криминалистов скомандовал упятерённое уничтожение, и знаки вспыхнули, сливаясь в один. Максим невольно покосился в сторону алтаря. На месте выкопанной фотографии на миг появилась полупрозрачная фигура в белом. Вроде бы женская. Длинноволосая, с венком на голове и оскаленным, не по-человечески зубастым ртом. В следующее мгновенье знаки растаяли, а вместе с ними исчезла и ультима.

Кошкин снова уставился на снимок.

Криминалисты, тем временем, собрались, попрощались и отбыли в отдел, а Макс продолжал копаться в сканах и фотографиях документов.

Так, пожилой мужчина с инфарктом тут вряд ли при делах: судя по всему, он скончался, окружённый детьми и внуками. Есть, конечно, шанс, что покойный пытался вернуть какую-то важную для него знакомую или захотел повлиять на жизнь любимой дочки, но чутьё подсказывало Максиму, что гражданин Наумов тут ни при чём.

Остаётся самоубийца Полина Лавренкова.

Макс поискал её фото — и не сдержал радостный возглас. Причёска другая, но это точно она!

— Глянь, Вика.

— Полагаю, мать и дочь, — сделала вывод коллега, внимательно рассмотрев фото.

— Думаешь, Лавренкова-старшая вызвала ультиму?

Вика кивнула.

— Позвоню Тихонову, спрошу, знал ли он о ней. А потом давай поговорим с дочерью, — предложил Макс.

Возражений не последовало, и он связался с участковым. Тот заявил, что ему ничего о Лавренковой не известно. Мол, она или была без дара, или свои способности не афишировала. Во всяком случае лично он заявлений от неё не получал, жалоб или просьб о помощи тоже.

Макс и Вика наскоро перекусили в одном из местных кафе и поспешили к дому самоубийцы.

Кошкин запросил дополнительные материалы по делу, и теперь они с Викой знали, что дочка Лавренковой — единственный ребёнок. Её зовут Маргарита, ей двадцать, она учится в подмосковном институте.

Основная версия гласила, что суицид произошёл на почве затянувшейся ссоры с дочерью. Во всяком случае, на каникулы Рита домой ни разу не приезжала, а её мать, насколько было известно свидетелям, не ездила в Подмосковье.

Сам Макс часто конфликтовал с родителями, точнее — они с ним. То есть не то чтобы родители всерьёз с ним ссорились, но... в общем, в семье Кошкиных царили сложные отношения. Однако, несмотря ни на что, он любил и маму, и папу и совершенно не представлял, что чувствует Рита, живя в квартире, где умерла её мать. И, откровенно говоря, даже не хотел представлять.

Дверь спецотделовцам открыла вовсе не Маргарита. На пороге квартиры стояла темноволосая женщина лет тридцати с красивым, но неприязненным лицом.

— Вам кого? — спросила она, прищурив тёмно-карие глаза с длинными, какими-то ненастоящими ресницами.

— Маргарита Лавренкова здесь проживает? — спросил Максим, доставая удостоверение. — Максим Кошкин, спецотдел. Моя коллега, Виктория Ежова.

— Ой, ну вы чё прямо тут представляетесь, а? — женщина тряхнула головой, и массивные на вид серебристые серьги-листья встревоженно закачались. — Вы зайдите сначала.

Она шагнула в прихожую, позволяя незваным гостям войти.

Дверной проём изнутри защищали знаки. Максим внимательно поглядел на впустившую их женщину и только теперь заметил защиту, выгравированную на серьгах. Интересно, кто она?

— Вы снимаете квартиру у Маргариты Лавренковой? — спросила Вика.

Логичное предположение. Однако женщина покачала головой, снова заставив серьги раскачиваться.

— Нет. Мы