Частная практика - Екатерина Насута
Она рванула к машине.
Только…
— Стой, тварь! — один из охранников выскочил перед ней. — Руки…
— Настя! Газуй… дача… Ленкина дача.
Чтоб вас… Настя не в состоянии пошевелиться. И никто. И…
Додумать она не успела.
Рёв мотора заставил обернуться и её, и охранника. Гаишник ещё в начале разборок предпочёл убраться в машину. А спустя мгновенье рёв сменился визгом тормозов. Огромный чёрный джип занесло и чуть развернуло. От колёс остался широкий след. Мордой машина вломилась в бок спортивной, смяв её едва ли не пополам, но водителю на это было плевать. Распахнулась дверь и раздалось громогласное:
— Катерина Андреевна! Я вас спасу!
Чтоб тебя…
— Матвей…
— Можно без отчества!
Он вывалился из машины, роскошным ботинком зарядив в голову ближайшему охраннику.
— Сука! Порвались! — с восторгом выкрикнул он. — А я ему говорил, что штаны жмут! А он мне, мол, английское сукно, английское шитьё…
Огромный кулак вырубил второго. А третий, вдруг вскинул руки и попятился:
— Я не с ними, Матвей Семенович! Я так!
— Хрена с два это английское сукно… не про русскую душу.
Удар коленом пришёлся точно в переносицу согнувшемуся мужику, который от этого покачнулся и упал.
— Вы… — адвокат сумел подняться и перекатиться. — Вы действуете не по закону!
— Он вас обижает? — Матвей наклонился и, ухватив адвоката за галстук, потянул. — Сука… тебе кто разрешил моего психиатра обижать⁈
— Я…
Глаза Анатолия расширились. И появилось в них нечто этакое.
Узнавание?
Во всяком случае он вдруг захрипел.
Вытянул губы.
— Я не нарочно! — пискнул. — Я просто… пришёл… заказ… постоянный клиент! Я не знал, что это ваш… ваш… доктор!
— И невеста!
— А в морду? — осведомился Гремислав, выпуская сразу двоих охранников, которые молча и тихо упали в растоптанный снег.
— Мне? — Матвей повернулся.
И…
Вот оно.
Нет.
Быть того не может, но… вот оно.
Один лысый.
Второй с длинными волосами, стянутыми в косицу.
Матвей гладко выбрит. У Гремислава — короткая аккуратная борода. И черты лица правильные такие… благородные. А вот у Матвея нос был ломан и не раз, и теперь кривой. Шрам вот слева. И справа тоже. Ухо левое характерно смято…
Только всё одно похожи.
Настолько…
— Ты… ты говорил, что у тебя брат-близнец имелся? — вырвался совершенно неуместный несвоевременный вопрос.
— Имелся, — глядя на Матвея, произнёс Гремислав. — Только… его во младенчестве украли.
— Кать… — из машины осторожно выглянула Настя. Она как-то выползла, осторожно, точно не зная до конца, можно ли ей выходить, и вообще заговаривать. — Извини… просто… мне как-то… совсем нехорошо.
Она не побледнела — посерела, сделавшись даже какой-то прозрачною вдруг. И пальцы вцепились в дверцу машины.
— Детей… не отдавай ему детей.
И покачнувшись, попыталась удержаться на ногах, но начала заваливаться.
Катерина рванула к ней, только… она никогда не умела бегать быстро. И тут ещё споткнулась, растянулась в снегу, рухнув на лежащего человека.
А поднял её уже Гремислав.
Ровно затем, чтобы она увидела, как Матвей Сергеевич держит Настю на руках и глядит так, растерянно-растеряно.
— К врачу надо… да?
— Да, — Гремислав развернул Катерину к машине. — И быстрее. К нашему. Ваши не спасут. Ты вести сможешь? Я ещё не разобрался…
— Бросай, — Матвей направился к своей машине. — Моя быстрее и помощнее. Точно не застрянет. Ехать куда? В это ваше… Садовое?
— Откуда…
— Вы, Катерина Андреевна, пятый врач, к которому я обратился… предыдущие четыре — полное дерьмо. Неужели думаете, что я за своим помогающим врачом присматривать не стану. Вы ж слабая. О вас заботиться надо.
Настю он уложил на переднее сиденье.
— Ну? Ехать куда?
И Катерина назвала адрес.
Это было странно. Нет, не то, что Гремислав оказался на заднем сиденье очередной механической повозки. И не то, что на руках его оказалась пара детишек, которые не пытались заорать со страху и попыток убежать не делали. Наоборот, тонкие пальцы вцепились в рубаху, а светлая головёнка и вовсе удобно на плече устроилась. И Гремислав боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть этот детский сон.
И другие только поглядывали, но…
Возможно, дело в чужой силе, с которой он так и не освоился. И которая явно подавляет гнетущую ауру некроманта. А возможно, дело в том, что они довольно существовали рядом с нежитью, вот и привыкли.
Но странным было другое.
Человек, который крутил огромный руль и матерился, время от времени поглядывая на хрупкую женщину. В женщине ещё теплилась искра жизни, но слабая. И печать тварь активировала. Решила, что если не доберётся так, то хоть на расстоянии убьёт?
Дерьмо.
Ведь может и убить.
Гремислав осторожно потянулся вперёд и накрыл голову женщины.
— Чего? — дёрнулся тот, который… никак не мог быть братом Гремислава.
— Он из неё силы тянет. Я перекрою печать.
Ощущение, что руку в кипяток сунул. И да, теперь энергия целителей ощущалась, чуждая, мешающая. Она жгла изнутри, и оживала память ран. Затянулись?
Так и раскрыться могут.
Это недолго.
Это случалось уже.
Целители некромантов потому и не любят, что пациенты из них на диво неудобные получаются. Гремислав стиснул зубы.
Нет уж.
Не позволит.
— Прибавить? — Матвей, не дожидаясь ответа, что-то сделал, отчего Гремислава почти опрокинуло на спину. Да и не только его.
Катерина успела удержать детей. И явно собиралась сказать что-то.
Надо бы отцу написать.
И матери.
Елизару, чтобы, если Гремислав не вытянет, тварь изничтожил. И в принципе разобраться с делом помог, потому что не может это быть совпадением.
Не может и всё тут.
Машина подпрыгнула, но удержалась на дороге. А Матвей выругался. Потом буркнул:
— Извините.
Правда перед кем извинялся, перед Екатериной или детьми, было не совсем понятно. А жар расползался. Тварь и вправду заматереть успела, причём настолько, что Гремислав почти видел пуповину, связавшую её с душой жертвы. И пуповина эта дрожала, натягивалась, явно требуя от Настасьи чего-то.
Только стоило ей дёрнуться, и Гремислав положил вторую руку на шею, сдавил легонько, перекрывая движение крови. Не совсем хорошо, но…
— Так надо, — сказал он, увидев в зеркале, как нехорошо поджались губы Матвея. — Тварь пытается взять её под контроль. Если выйдет…
Разум будет разрушен.
Зато понятно, как она столько продержалась. Целитель. Пусть выросший в полузакрытом мире, пусть ничего не знающий о своих