Саманта Шеннон - Сезон костей
В центре, освещаемые тусклыми фонарями, выстроились ветхие конюшни и палатки с едой. По бокам тянулись лачуги, хижины и шалаши из ржавого железа, фанеры и пластика. Словом, настоящие трущобы.
А еще сирена. Допотопная модель с заунывным механическим завыванием. Ничего общего с современным электронным аналогом на случай национальной тревоги. Лишь бы при мне эта штуковина не сработала. Только кровожадных чудовищ здесь и не хватает для полного счастья.
Меня как магнитом потянуло к трущобам, откуда доносился запах жареного мяса. Желудок моментально скрутило от голода. Я шагнула во мрак, направляясь точно на запах. Бараки соединялись крытым переходом из фанеры и, местами, из тряпья. Редкие окна освещались свечами и керосиновыми лампами. У меня у одной была белая туника, остальные же носили грязные лохмотья. Людей здесь роднил нехороший цвет лица и измученные, налитые кровью глаза. Все выглядели нездоровыми. Наверное, это и есть уличные артисты – люди, провалившие испытания и обреченные развлекать рефаимов до самой смерти, а может, и после. Основная масса несчастных – гадалки и прорицатели, их среди ясновидцев пруд пруди. Некоторые косились на меня и сразу отворачивались, словно зрелище коробило их до глубины души.
Соблазнительный запах шел из просторной комнаты с дырой в крыше вместо дымовой трубы. Я присела в уголке, стараясь не привлекать внимания. Мясо резали тонкими, почти прозрачными ломтиками. Розовая сердцевина даже не успела прожариться. Артисты передавали тарелки с мясом и овощами и черпали сметану из серебряной супницы. В очереди дрались за сочные куски, глотали не жуя и слизывали ароматный соус с пальцев. Не успела я открыть рот, как мне в руки сунули тарелку.
Добрым самаритянином оказался тощий словно скелет ясновидец, облаченный в немыслимое отрепье. На костлявом носу сидели потрескавшиеся очки с толстыми линзами.
– Мэйфилд все еще заседает на Стач-Хаус-лейн?
Я приподняла бровь:
– Простите?
– Абель Мэйфилд, – повторил мой собеседник по слогам. – Он по-прежнему верховный инквизитор?
– Ваш Мэйфилд давным-давно умер.
– А кто вместо него?
– Фрэнк Уивер.
– Ах да, верно. У вас, конечно, нет свежего «Десенданта»?
– Конфисковали вместе со всеми вещами. – Я повертела головой, высматривая, где бы присесть. – Вы и впрямь думали, что Мэйфилд до сих пор у руля?
Уму непостижимо, чтобы кто-то не знал инквизитора, это воплощение Сайена! После Скарлет Берниш, разумеется.
– Нечего удивляться, дорогуша. Откуда мне знать, что там и как. Новости до нас доходят раз в десять лет. – Ясновидец схватил меня за локоть, увлекая в темноту. – «Бунтаря» разрешили снова печатать?
– Нет. – Я тщетно пыталась высвободиться из мертвой хватки.
– А Синатра по-прежнему в черном списке?
– Да.
– А «Шапито»? Его хоть нашли?
– Сирил, отстань от девчонки! Дай ей спокойно поесть.
Сирил моментально переключился на мою заступницу – миниатюрную девушку с воинственно вздернутым подбородком.
– Зануда проклятая, Реймор, вот ты кто. Опять сегодня выпала Десятка Мечей?[2]
– Ага, стоило вспомнить тебя, и пожалуйста, – парировала Реймор.
Фыркнув, Сирил выхватил у меня тарелку и смылся. Я попробовала удержать его за шиворот, но какое там! Бледная немочь двигалась на редкость проворно.
Девушка лишь покачала головой. Ее миловидное, с тонкими чертами личико обрамляли смоляные кудри. Накрашенный алой помадой рот казался открытой раной на светлой коже.
– Хватит с тебя, сестренка, – чуть картаво проговорила она. – Побереги желудок.
– Но я не ела со вчерашнего дня, – возразила я, готовая рассмеяться.
Так забавно было слышать покровительственное «сестренка» от этой субтильной девчушки.
– Дело во «флюиде». От него здорово корежит мозг. – Она с опаской огляделась по сторонам. – Идем.
– Куда?
– У меня своя комната. Там и поговорим.
Идти за незнакомкой не хотелось, но перспектива поговорить заглушила страх.
– Веди, – кивнула я.
Мы направились к выходу. Моя провожатая прекрасно ориентировалась в толпе, то и дело обменивалась рукопожатиями, но краем глаза пристально следила за мной, чтобы не отставала. На фоне прочих ее наряд смотрелся вполне сносно: вытертая блузка с рукавами-фонариками и коротковатые брюки. Бедняжка, должно быть, постоянно мерзла. Наконец она откинула ветхую занавеску.
– Сюда, пока никто не увидел.
Внутри царил полумрак, сквозь который пробивалось пламя горелки. Постелью служила груда грязных одеял и подушка.
– Всегда подбираешь бродяжек? – спросила я, усаживаясь.
– Случается. Просто на своей шкуре знаю, каково быть новенькой. – Миниатюрная хозяйка устроилась рядом с примусом. – Добро пожаловать в Семью.
– Ого, я теперь член семьи?
– Отныне – да. У нас тут не секта, не подумай. Семью мы основали лишь для того, чтобы выжить. – Она занялась примусом. – По-моему, ты из Синдиката.
– Возможно.
– А я вот нет. Мои таланты им без надобности. – На ее губах заиграла слабая улыбка. – Меня привезли в прошлый Сезон костей.
– Это когда?
– Десять лет назад. Мне было тринадцать. – Девушка приветливо протянула мне огрубелую ладонь. – Лисс Реймор.
Помешкав, я протянула свою в ответ:
– Пейдж.
– Номер двадцать пятьдесят девять сорок?
– Да.
Заметив выражение моего лица, Лисс виновато спохватилась:
– Извини. Привычка. Или результат зомбирования, как вариант.
Я пожала плечами:
– Ничего страшного. А какой номер у тебя?
– Девятнадцать сорок девять один.
– Откуда знаешь мой?
Лисс плеснула спирта в горелку.
– Новости здесь быстро расходятся, и это неудивительно. Нас тщательно изолируют от известий из свободного мира. Если Сайен можно назвать свободным. – Вспыхнуло голубоватое пламя. – Кстати, сейчас только о тебе и говорят.
– Это еще почему?
– Ты не в курсе? Арктур Мезартим прежде не брал людей в резиденцию. Более того, никогда ими не интересовался. А тут такое событие! Вот что случается, когда общество лишают самой примитивной прессы.
– Не знаешь, зачем он меня выбрал?
– Думаю, тебя приметила Нашира. Арктур – принц-консорт, ее жених. Ему лучше не попадаться на пути. Хотя его из башни хлебом не выманишь. – Лисс поставила на горелку котелок. – Поешь, и продолжим. Сразу извиняюсь за неудобства – арлекины давно отвыкли есть за столом.
– Арлекины?
– Так «алые туники» прозвали уличных актеров. Они нас явно недолюбливают. – Хозяйка налила в плошку горячий бульон, но брать в уплату кольца отказалась. – За счет заведения. Угощайся.
Жидкий, без запаха бульон оказался чрезвычайно мерзким на вкус, но согревал хорошо. Лисс наблюдала, как я жадно хлебаю.
– Вот. – Она протянула краюшку черствого хлеба. – Чем богаты. Баланда и сухари – пища наша. Со временем привыкнешь. Кураторы решили дружно забыть, что нас следовало бы кормить по-человечески.
– А мясо? – кивнула я в сторону большого зала.
– Пир по случаю нового Сезона. Баланда, кстати, из мясных соков. Успела урвать. – Лисс налила себе бульона. – Спасибо невидцам с кухни. Не будь их, сдохли бы с голоду. Это тоже от них. – Она кивнула на горелку и котелок. – Вообще, они готовят исключительно для «алых туник», но всегда стараются отложить нам кусочек. Правда, энтузиазм у них заметно поугас после того, как одну девчушку застукали с поличным.
– И что с ней сталось?
– Избили до полусмерти. Ясновидец, кого она подкармливала, получил четыре дня бессонницы и съехавшую крышу в придачу.
В качестве наказания бессонницу начали применять относительно недавно. Сознание ясновидцев функционирует на двух уровнях – жизни и смерти. Весьма утомительное занятие. Если еще и не спать четыре дня, можно запросто рехнуться.
– Как сюда доставляют еду? – поинтересовалась я.
– Без понятия, – ответила Лисс. – Наверное, поездом. Он идет из Лондона прямиком к нам. Но где находятся туннели, никто не знает. – Она придвинулась к огню. – Как думаешь, сколько длилась фантасмагория?
– Вечность!
– На самом деле пять дней. Именно столько паранормалы проводят в аду и лишь на пятые сутки получают антидот.
– Для чего?
– Чтобы сразу узнали свое место и не рыпались. Здесь ты никто, просто номер, пока не заработаешь знак отличия. Вернее, если заработаешь. – Лисс глотнула бульону. – В «Магдален» поселилась?
– Да.
– Небось, уже тошнит? Но повторю: тебе повезло. В «Магдален» для смертных относительно безопасно.
– Сколько их всего?
– Смертных?
– Нет, резиденций.
– Ах, это. Давай считать. Каждая резиденция – своего рода район. Человеческих из них семь: «Баллиол», «Корпус», «Эксетер», «Мертон», «Ориел», «Куинс» и «Тринити». Нашира живет в «Сюзерене», где проводили собрание. Дальше на юге – «Дом» и «Замок», точнее КПЗ, а эта дыра – Трущобы. Улица называется Брод-стрит, она идет параллельно бульвару Магдален.
