Школяр - Сергей Рюмин
И вот теперь опять нарисовалась эта проблема. Со мной в классе учился Олег Тараскин, у которого два передних зуба были вставными, да к тому же металлическими, железными, блестящими. С младших классов его дразнили то «Зубаном», то «Зубоскалом», то «Грызуном», откровенно издеваясь над ним. Общаться, а тем более дружить с ним, мало, кто изъявлял желание. Девчонки тоже над ним посмеивались. Я мысленно выругался, представляя себя на его месте.
Чуть позже в дверь позвонили. Я сидел у себя в закутке, листая учебник биологии.
— Тоша! — позвала меня maman. — К тебе гости!
В прихожей стояли мои друзья-одноклассники Мишка Савин и Андрюха Комаров. Оба в белых футболках и, что один, что другой, в новеньких не тертых не стиранных еще ни разу джинсах. У Мишки — «Левайс», у Андрюхи — «Вранглеры». Если не знать, ни за что не угадаешь, что штанишки производства фирмы «SamposhiF».
Уже не помню, чья это была идея: моя, Мишкина или Андрюхи?
В городском Доме быта, не свободно, конечно, но часто продавалась джинсовая ткань — настоящий «деним» — и всего по 22 рубля за погонный метр. Мишка был обладателем подольской лицензионной «зингеровской» швейной машинки, на которой его тётка шила раньше себе всякие наряды. Собственно, это она и помогла нам с выкройками фирменных штанов. И наши первые джинсы мы сшили с её помощью.
У Андрея кто-то из родственников работал на складе местной базы вторсырья, куда свозили металлолом, макулатуру и тряпье для последующей отправки на заводы и предприятия по переработке. Периодически мы ходили туда, искали среди тряпья старую джинсу, аккуратно срезали фурнитуру — этикетки, лейблы, пуговицы, заклепки, выпарывали замки-молнии. Потом все эти пуговицы-заклепки осторожно расклепывались, чтобы обрести «вторую жизнь» на новых штанах.
Причем, когда мы разоряли старые джинсы, тщательно фиксировали особенности каждой их модели, начиная от вида швов (тройной у «Монтаны», двойной внутренний у «Ли», внутренний сине-оранжевый у «Левайсов» и т.д.) до рисунка на карманах, количества заклепок и петлей для ремня.
И, надо сказать, что уже третьи самостоятельно сшитые джинсы мало отличались от оригинала. Пробовали шить и юбки. Но уже на продажу. Оказалось, что юбку сшить намного проще, чем джинсы. Правда «навар» оказался не очень большим: 80 рублей на троих минус затраты на ткань. Итого получалось рублей по 8 на брата. Бросили. Впрочем, штаны-«фирму́» для себя шить продолжали.
Вот и сейчас Мишка с Андреем красовались в своих «фирменных» штанах.
— Привет! — я, улыбаясь, подошел к ним, пожал руку сначала одному, потом другому. — Проходите, пацаны! Молодцы, что зашли!
Однако проходить ребята не спешили. Стояли в прихожей, не разуваясь, настороженно смотрели на меня и словно чего-то ждали.
— Тоха! Ты что, перекрасился? — наконец выдавил из себя Андрюха.
Я в ответ сморщил нос, отмахнулся рукой и предложил:
— Пошли на кухню! Там поговорим.
Сначала Мишка, потом и Андрюха сняли кроссовки и босиком направились за мной.
— Чай, кофе? — предложил я.
— У тебя и кофе есть? — скептически отозвался Мишаня, усаживаясь на моё — самое удобное — место возле окна.
— «Колос» покруче заварю, ништяк будет!
— Не, давай чаю, — вздохнул Андрюха. — «Колос» не хочу. Есть печеньки какие-нибудь? Пряники?
Андрей с детства болел сахарным диабетом, поэтому во всяких вкусностях и полезностях, типа, конфет и печенья его дома ограничивали. Вот он и отрывался в гостях. А год назад оторвался так, что потом оказался в больнице. Отмечали моё 14-летие. Две бутылки шампанского, купленного тайком от maman, и распитого на троих в березнячке близ поселка, сделали своё дело. У меня и Мишки всё это ограничилось незначительной утренней головной болью. А Андрюха ночью уехал на «скорой» в детскую эндокринологию. Ох, и влетело мне потом!
Некоторое время после этого Андрюха воздерживался от поедания сладкого. Но потом всё равно постепенно «вошел в раж».
— Фигня! Инсулинчику лишнюю дозу вколю и всё будет «хоккей»! — отвечал он на всякого рода замечания.
Maman тактично помахала ручкой из прихожей:
— Я по магазинам, буду через пару часов!
Хлопнула дверь. Мишаня потянулся ко мне, осторожно провёл рукой по моему «ёжику» на голове:
— Пипец, Антоха, ты изменился! Что с тобой?
— Под грузовик попал… Машина в хлам, водила зону топчет, у меня вот шишка на лбу, — пошутил я.
— Да это мы знаем. Говорили, что вообще ты загнулся там, типа, в коме. А если очнешься, то всю жизнь на коляске будешь рассекать.
— Да я и был в коме, — пожал я плечами. — После операции неделю бревном лежал. А потом отходить начал.
— Смотрю, подрос на постельном режиме, — хохотнул Андрей. — Поправился. В смысле, потолстел. Кормили от пуза?
— Врач сказал, что гипофиз повредили во время аварии, — соврал я. — Из-за этого и все изменения…
— Только, пацаны, — попросил я. — Об этом никому, ладно? А то потом пойдут всякие базары гнилые-нехорошие, типа, мозги повредил, туда-сюда…
Мишка пожал плечами, мол, он и не собирался никому говорить. Андрей выжидающе молчал.
— Ладно, — я разлил чай по бокалам, поставил на стол пакет с пряниками, угадав его желание. — Есть сгущенка. Достать?
— Давай! — у Андрюхи загорелись глаза. Сгущенка в наше время была не то, чтобы дефицитом, но на прилавках не залёживалась. Я вытащил из холодильника открытую банку сгущенного молока, завернутую в целлофановый пакет, развернул. Чтобы молоко не подсыхало, maman всегда заворачивала банку в полиэтиленовый пакет. Андрей сразу пододвинул банку к себе, взял в руки чайную ложечку. Мишка отнесся к сгущенке равнодушно. Только чуть усмехнулся.
— А ты в курсе, кто тебя сбил? — поинтересовался он.
— Не-а, — ответил я. — Maman говорила, что какой-то пьяный на «мамазухе» (самосвал «ЗиЛ-130» Мытищинского машиностроительного завода — прим. авт.).
— Ага, пьяный, — усмехнулся Мишка. — Это Гришка, старший брат Саньки Прохорова. Пьяный был в дымину. «Зилок» в столб, он из кабины вывалился, хотел сбежать, а сам на ногах не стоит. Менты рядом были, его вытащили из кабины, а он на них с заточкой. Ну, и скрутили его, сейчас в КПЗ сидит.
— Теперь его точно посадят, — заключил Андрюха. — У него ж еще «условка» за «хулиганку» висит.
— Посадят, — согласился я. — Maman сказала, что к ней уже кто-то из цыган приходил.
— Санька Прохор сказал, что, если братана посадят, он вас
