Потусторонним вход воспрещён - Екатерина Ландер

Подходя к Дворцовой площади, я внутренне обмирал всякий раз, стоило подумать об Александровской колонне и концерте Вольдемара. Но мои опасения не оправдались — колонна действительно стояла целехонькая.

День был солнечный. Неподалеку от арки Главного штаба собрал публику уличный музыкант. До меня долетали гитарные переливы и нестройный хор подпевающих голосов. Ближе к Зимнему дворцу бродили переодетые в Екатерину и Петра аниматоры с фотографом и торговец обмотанными гирляндой воздушными шариками. Шары мигали всеми цветами радуги на манер новогодней елки и посреди сияющего дня смотрелись слегка неуместно.

Я приметил Марго издалека. Она стояла отдельно ото всех, вся такая нездешняя, кажущаяся потерянной. Ветер трепал смоляные кудри и шуршащую ветровку. На спине болтался явно детский рюкзак в виде солнышка. В руке она покачивала воздушный шар на палочке. Выключенный. Увидев его, я не удивился, потому что почти сразу нашел взглядом Василиску.

Девочка наворачивала круги по площади, играя в салки с еще несколькими детьми.

Марго обернулась, помахала мне, окликнула Василису и пошла навстречу. Поравнявшись со мной, улыбнулась чуть скованно:

— Привет.

— Это же для приезжих, — не нашел я ничего лучше, как брякнуть эту очевидную фразу. И кивнул на шар.

— А мы и есть приезжие, — пожала плечами Марго. — Забыл?

— Не совсем.

— Что?

— Ты действительно думаешь, что после всего этого Город тебя не примет? Ты же нашла Ключ.

Марго усмехнулась непонятно чему:

— Ты говоришь теперь как институтские.

Непонятно почему, но замечание неприятно кольнуло меня. Но не успел я ответить или, на крайний случай, обидеться, к нам подскочила веселая Василиска. Затрясла Марго за рукав, не переставая прыгать на месте:

— Пойдем! Пойдем дальше!

— А здороваться кто будет? — буркнула она скорее в дань привычке. При виде сестры лицо Марго прояснилось и засияло. Она стала очень красивой.

Лиска будто внезапно заметила меня и брякнула с той же веселой интонацией:

— Здрасьте. А вы ее парень?

— Лиска! — Марго зарделась и легонько дернула ее за косичку.

— Можно Вася, — смущенно отозвался я.

Вот почему у детей все всегда так просто? И не нужно вилять и что-то придумывать, можно просто спросить — беззаботно, прямо и смело.

Марго взяла сестру за руку, а мне сунула светящийся шарик:

— Погуляем немного и зайдем в аптеку. Я обещала ребятам. Хорошо?

Я кивнул.

От Дворцовой не спеша дошли до набережной, а потом через мост на стрелку Васильевского острова. Пресекая попытки рвануть вниз по ступеням к воде и замочить ботинки, Марго повела сестру в верхнюю часть, к скверу с лавочками.

За весь путь мы не проронили ни слова.

Пока Василиса радостно носилась за голубями, подкармливая их остатками булки, Марго уселась на скамейку и наблюдала за ней, сунув руки в карманы ветровки.

Что-то ее тревожило, я видел это.

— Все хорошо? — Я придвинулся ближе, обнял несмело.

— Одно осталось непонятным: как на той скамейке, где я сидела, оказался ключ? Если Потусторонние и Духи так дорожили «ключами» от своих личин, то почему бросили его посреди улицы?

По выражению ее лица я угадал, что вопрос не на шутку волнует Марго.

— Без него у нас бы ничего не вышло, — сказав это, она нервно передернула плечами, сбрасывая жуткую иллюзию: детей не нашли, город поглотила пучина землетрясений и наводнений.

— Может быть, — несмело предположил я, — его не потеряли, а нарочно подкинули?

— Кто? Кому это могло понадобиться? К тому же я спрашивала, Институт не в курсе!

Марго снова замолчала и потупилась. Наверное, собственный разгоряченный тон предостерег ее от продолжения разговора.

— А что думаешь насчет легенды о Двух Влюбленных… которые спасут город и все такое? Почему она вдруг сработала именно на нас?

Я помнил, что на мосту с грифонами ничего не произошло, но хотел уточнить у Марго. Как она считает, как чувствует сама? Что чувствует ко мне?..

— Не знаю, мне все равно кажется, что это какая-то ошибка, — покачала головой Марго. Мою руку с плеча она не убрала, но выглядела настолько отстраненной, настолько безучастной и равнодушной, что мне сделалось холодно, и я сам отодвинулся чуть подальше.

Затем подумал: «Вот дурак нерешительный», — и вернулся на место. Марго, кажется, вовсе не заметила моих передвижений.

К нам подбежала запыхавшаяся, жаркая об бега и скачек Василиска. Не переставая вприпрыжку кружить вокруг Марго, задергала ее за рукав:

— Рит, попить дай, а?

Пока Марго доставала из сумки детскую фляжку с водой, я решился:

— Марго, а ты бы хотела?..

— Хотела что?

Она вытащила из сумки бутылку воды, дала сестре. Затем взяла Василису за руку, и теперь мы шли мимо Ростральных колонн к пешеходному переходу. Дорожка в стороне уводила вниз, к ступенькам у воды, красиво огибая сквер со скамейками и видом на здание старинной Биржи с ритмичной колоннадой и скульптурой Нептуна на вершине.

— Не знаю. Честно, Вась. Не обижайся на меня, но столько всего произошло, что мне надо хотя бы пару дней просто пожить в тишине.

Я вспомнил, что у Биржи есть известная легенда: во время строительства петербургское купечество заложило под каждый угол фундамента цельный золотой слиток, оставляя приношение «богу наживы» и заручаясь его милостью в совершении сделок.

Марго тронула меня за рукав: на светофоре загорелся зеленый. Мы перешли запруженную машинами дорогу и углубились в улицы острова.

Я решился заговорить с ней, только когда мы подходили к аптеке Пеля.

— Ты просто знай, что никто не вправе диктовать тебе, кем быть. Приезжей или местной, с Институтом или вне его… — Хотел добавить «в отношениях или без», но передумал. — Главное определяется другим. Тем, кем ты себя ощущаешь.

Марго ненадолго притормозила на крыльце. Благодарно улыбнулась, крепко сжала мою ладонь, шепнула:

— Спасибо. — И, не оборачиваясь, пошла дальше.

Едва открыв дверь, я чуть не налетел лбом на поставленную в проходе лестницу. Музей был закрыт на выходной и без посетителей казался просторным и гулким, как школьный спортзал во время летних каникул.

— Мама запрягла нас в хомут генеральной уборки, — возвестил Пашка с вершины стремянки. Было очень непривычно видеть в нем обыкновенного, смешливого парня, а не коварного Мастера кукол, но я надеялся скоро привыкнуть. Если это «скоро» у нас еще будет, ведь история с древними проклятиями и легендами потустороннего Петербурга не закончилась.

— Давно пора, — наставительно отозвался Ярослав, сидящий в кресле возле столика с музейными экспонатами и брошюрами: «Музей открыт для посетителей ежедневно. Запись на экскурсии…».

По другую сторону стола в просторном кресле сидела кукла в полный рост, изображавшая бородатого аптекаря в халате и с пенсне в золотой оправе. Перед ним на старинных весах лежали крошечные пилюли и ампулы с желтоватой мутной жидкостью.

— Ну, как нас… — косясь на брата, проговорил Пашка.

Ярослав не растерялся:

— Того, кто почти неделю прозябал непонятно где. Поменьше разговоров. Нас просили управиться до вечера. Как ты, Лисик? — бросил он Василиске.

Девочка насупилась, надула губы и очень серьезно, по-взрослому сказала:

— Я не Лисик, я — Василиса. И вообще, мама сказала, с чужими нельзя разговаривать.

Я не удержался и громко засмеялся.

Внезапно ног коснулось что-то мягкое, я охнул и невольно отпрянул. Но то оказался всего лишь кот — трехцветный, очень худой, с проплешинами на боках. Зверь настороженно пошевелил рваным ухом, глухо мявкнул, будто не он, а я на него наткнулся, и гордо удалился, подволакивая заднюю перебинтованную лапу.

— Феликс вернулся? — обрадовалась Марго.

— Ага. Нарвался на каких-то уродов-живодеров. Но хоть живой, — сказал Ярик.

— Осторожно!

Раздался возглас, и в шаге от меня грохнулась об пол рамка с фотографией. В стороны полетело стекло. Василиска вскрикнула, но не испуганно, скорее восторженно, как всякий ребенок, воспринимающий мир со всей присущей возрасту простотой и открытостью.

— Осторожно, зашибу, — шутливо предупредил Пашка, спрыгивая с лестницы.

— Ты уже, — буркнул Ярик и поднялся.

Пашка метнулся в подсобку за совком и веником.

— Старая примета, — задумчиво сказал Ярослав. — Если упал портрет Хранителя, жди гостей.

Мы все сгрудились возле портрета, рассматривая потрескавшийся от времени холст с тонкими мазками краски.

На портрете был почтенного вида господин во фраке, с закрученными усами и аккуратной бородкой, широким представительным лбом и гладко зачесанными назад волосами. На груди покоился орден в виде креста.

Ярослав объяснил:

— Это Александр, сын Вильгельма Пеля, основавшего эту аптеку. Он не только продолжил семейное дело, но и привел его к процветанию. Говорят, Пель-младший тоже увлекался алхимией, но, в отличие от отца, сумел закончить начатое — получить философский камень, как известно, не только превращающий любой металл в золото, но и дающий бессмертие. Свидетели тех времен утверждали,