Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
И тут в самом центре, далеко, будто спускаясь откуда-то с Верхних Небес, появилась светящаяся сфера. Приближаясь к замершему городу, она становилась всё больше и больше. И почти над самым стадионом разлетелась с грохотом и огненными брызгами начавшегося фейерверка. По небу бежал пламенный Волк, над которым распростёрла крылья огненная Ворона. Фигуры сделали большой круг по часовой стрелке. И превратились в Лорда и Милу, стоявших плечо к плечу. Они подняли руки и помахали, казалось каждому из нас лично — будто глядя в самое сердце. И начали растворяться, становясь прозрачнее, под крики и не умолкавшие вой и гром оваций с земли.
А с неба пошёл крупными хлопьями настоящий рождественский снег.
Я начал дышать. Сколько времени я смотрел, замерев, на свето-звуковой шедевр — не помнил. Ну, то есть знал его продолжительность с точностью до секунды, но репетиции и модели — это одно, а вот увидеть сказку наяву — совсем другое. Колени дрожали даже сидя. Так подгадать со снегом — это настоящий подарок Богов. Значит, порадовали мы их.
И тут зазвучали струны гитары. Зрители, которых, казалось бы, сегодня уже ничем не могло получиться удивить, опускали глаза от неба, что начинали закрывать сходившиеся обратно крылья крыши. Восторг, чудо, сказка, увиденные только что, высушили слёзы почти у всех. А сцена открыла в середине что-то вроде люка, и из него поднялся подиум. На нём стоял один-единственный высокий стул. На котором сидел одинокий пожилой гитарист. И он играл свою песню про слёзы в небесах*.
— Этого не может быть! — раздался изумлённый голос Лося.
— Он же не выступает больше! — выдохнул вслед за ним высокий блондин с пышными усами. Они перед началом представления что-то долго и напряженно обсуждали со Второвым. И Батькой.
— Волков умеет уговаривать, — в голосе Михаила Ивановича звучали гордость и удовлетворение. Придумав эту сцену, мы радовались, как дети. А теперь, видя её вживую — тем более. И не только мы.
Стадион подпевал. Не знаю, сколько уж народу на самом деле знали слова этой отчаянно грустной песни, но звук был таким, будто одновременно пели все восемь тысяч. И снаружи им подпевал весь город.
* Eric Clapton — Tears in heaven: https://music.yandex.ru/album/2498025/track/70923
Глава 33
Свадьба. Уникальный проект
Песня, написанная в 1991 году, пронзительно-личная, от человека, пережившего страшное горе, звучала над стадионом как гимн жизни. Седой англичанин в больших очках смотрел со своей высокой табуретки на людей вокруг с мудрой, грустной, но удивительным образом одновременно и счастливой улыбкой. Слова о том, что нужно жить, несмотря ни на что, храня в сердце любовь и доброту, которым, вроде бы и нет больше места на этой земле, звучали торжественно и неоспоримо. А потом началось колдовство.
Уже ко второму куплету голос автора стал будто отдаляться. На передний план вышли хрустальный колокольчик Милы и баритон Серёги. Всего две строчки успели прозвучать над замеревшими толпами в их исполнении, при поддержке хора, про: «поможешь ли мне устоять, когда увидимся на Небесах?». Они пели, глядя в глаза друг другу, и, казалось бы, не видели и не слышали ничего вокруг. Но когда их счастливые лица осветили видеостену, а голоса полетели над городом, вздрогнули и прервались. Звуковых дел мастера не подвели — к этому моменту уже подключались другие вокалисты. Англичанка, лауреат всего, чего только возможно, многократно отмеченная в Книге рекордов Гиннесса, которая кроме великолепного голоса была памятна тем, что постоянно то худела, то полнела обратно, подхватила песню вслед за хрустальным колокольчиком. Её голос, набравший силу на словах «время может сбить с ног» заставил забегать по моей спине мурашки такого размера, что было страшно — не затоптали бы. Шерсть поднялась дыбом. Поднялся и я. И все вокруг. Слушать это волшебство сидя было возможно только двоим — самому автору, примостившемуся на табуреточке посреди стадиона, и бабе Даге.
Я всегда считал, что этой песне очень подходит женский вокал. Если не держать постоянно в голове жуткую историю малыша Конора, конечно. К англичанке присоединилась австралийка со своим узнаваемым надрывным сопрано. Тут тоже момент был спорный — многие знали её как исключительно попсовую певицу, призывающую то качаться на люстре, то к другим сомнительным дешёвым удовольствиям. Я же слышал её песни «Не плачь, снеговичок!(1)» и «Мужество перемен(2)». А теперь вот и «Слёзы в небесах». И это было невозможно ни представить, ни повторить.
Мне говорили, что две эти певицы плохо ладят. Что наверняка будет скандал и истерика. Что сажать их даже на один и тот же стадион — уже очень плохая идея. Я кивнул и велел делать, что сказано и как решено. И теперь, видя их обеих на кадрах с видеостены, одинаково плачущих, но поющих так прекрасно, так искренне, я похвалил себя за настойчивость. Певицы увидели друг друга на огромном экране. И вытянули вперёд ладони, сложив пальцы в «половину сердечка». Как операторы смогли свести картинку так, чтобы их руки соединились, образовав целую фигуру, над которой светилось улыбкой лицо гитариста — я не знаю. Но смогли.
— Охренеть! — прошептала Аня. Или Надя. Или обе.
Весь стадион орал и хлопал не переставая минут десять, не меньше. Казалось, конструкции, на которых были установлены наши столы, как и трибуны вокруг, вот-вот провалятся в ту самую шахту к преисподней, которую так долго пророчили всему миру американские журналюги. Но всё устояло.
— А теперь пару слов скажет друг женихов и невест, Дмитрий Волков! — тихим, чуть хрипловатым голосом произнес обнимавший гитару певец, едва стало чуть тише. Не знаю, кто давал синхронный перевод, но получилось очень похоже даже по интонации. Я поднялся, вскинул взвизгнувшую дочь на плечи и подал локоть Наде, за который она взялась, хотя, скорее, даже уцепилась. Семьи в сценарии тоже не было, но мне казалось, что так будет лучше. С другой стороны Надежду поддерживал Антошка, и было не понятно, кто за кого крепче держится. Мы вышли из-за стола и дошли до бегущей дорожки травелатора, доставившей нас на сцену. Стало тихо, как в музее.
— Дорогие друзья! Я поздравляю с этим чудесным и важным событием две новые молодые семьи, Ланевских и Головиных. Мне очень повезло — я могу считать
