Жмурки - Татьяна Зимина
— А почему у тебя коленки грязные?
— Меня мальчик толкнул. В лужу.
— Вот бедняжка.
Маша посмотрела на рыжую исподлобья.
Судя по голосу, рыжая ей не сочувствовала. Ну ни капельки.
— Влетит мне за колготки, — пустила она ещё один пробный шар.
— Ай-ай-ай… — рыжая поцокала языком.
— Что, не веришь? — обиделась Маша.
— Там, где ты училась врать, малявка, я ПРЕПОДАВАЛА, — веско сказала рыжая.
На вид она была лет на пять старше. Максимум.
— Ладно, заходи, — Маша открыла дверь во всю ширь. — Только имей в виду: скоро тётка заявится.
— Аврора Францевна — не тётка, — рыжая независимо шагнула в прихожую. Бараш всё ещё пребывал у неё, и Маша прикидывала, как бы половчее выцыганить игрушку и заныкать куда-подальше. Может, в домик к Рамзесу? Туда тётка точняк не сунется. — Она твоя приёмная мама.
Маша неопределённо двинула одним плечом: это, мол, ещё бабушка надвое сказала.
— Что ты хочешь за молчание? — спросила она.
Блин. Ноутбук забыла закрыть…
Рыжая, бегло осмотрев пустую тарелку, тронула кончиками пальцев кнопки и экран ожил.
На нём появилась картинка с надписью «перевёртыш».
Рыжая так и впилась в Машу взглядом.
— Это что такое? — спросила соседка.
Маша пожала плечами.
Бараш — Барашем, а про ноутбук и супернет признаваться нельзя.
— Не знаю. Ноутбук тёткин, у меня свой есть.
— Но ты явно им пользовалась! — давила рыжая. — Он перед твоей тарелкой стоит.
— Тарелку тоже тётка оставила, — сказала Маша. — Завтракала и читала. А я только что из школы пришла.
— Да ты полчаса по кушарям лазила, — фыркнула рыжая. — Я же видела. Колготки вот извозила…
Маша только закатила глаза.
— А если я Авроры Францевной дождусь и у неё спрошу?
Маша независимо пожала плечами и промолчала.
То была битва воль.
Рыжая умела добиваться своего — это было видно.
Но и Маша не вчера родилась. Ей, в конце концов, почти девять.
Если упорно настаивать на своём, отметая доводы и не признавая доказательств — они сдаются. Может, и не верят — но сдаются обязательно.
Целую минуту рыжая смотрела на Машу неподвижным зелёным взглядом.
На какой-то миг даже показалось, что зрачки в её глазах вращаются, и в них можно утонуть, как в прохладном зелёном туннеле… Но Маша не поддалась.
Так и стояла, молча, не мигая глядя в зелёные глаза.
В детдоме, в своей спальне, она была лучшей. И пока что не родился или давно умер тот, кто смог бы её переглядеть — так всегда её лучшая подруга Юлька говорила, да-да-да.
— Антигона.
Рыжая моргнула первой.
А потом протянула узкую ладошку. Ногти у неё были короткие, обкусанные почти до мяса.
— Эсмеральда, — не моргнув глазом заявила Маша.
Рыжая кивнула, как равной, и пожала Машину ладонь. Чем сразу заработала несколько очков.
Рано расслабляться, — напомнила себе девочка. — Главный бой ещё впереди.
— А теперь послушай, — сказала Антигона и подошла ближе. Бараша она не глядя положила на стол, ровно посередине между собой и Машей. — Мне очень нужно знать, зачем ты бросила к нам в дом игрушку. Клянусь: я не буду ябедничать Авроре Францевне. Просто скажи. У тебя не будет неприятностей.
Маша фыркнула.
Ей и самой до зарезу хотелось поделиться наблюдениями. Она хотела точно знать: права или нет. Был это перевёртыш, как его описывали в википедии, или это всё — просто её воображение.
Взрослые часто ей говорили: не выдумывай. Нельзя верить всему, что видишь.
Но надо держать марку: если у неё вдруг, неожиданно, оказалось что-то, нужное таким интересным людям из соседнего дома — надо извлечь из своего знания максимальную выгоду.
Она уже собиралась кивнуть, но послышался шум подъезжающей машины и негромкий скрип открываемых ворот.
Маша в отчаянии посмотрела на Антигону.
— Меня здесь не было, — бросила та и бесшумно распахнув окно взлетела на подоконник.
Не придумав ничего лучше, Маша бросила ей Бараша. Легко поймав игрушку, Антигона спрыгнула в сад и скрылась за домиком Рамзеса.
В последний момент, когда тётка уже открывала дверь, Маша успела удалить из ноутбука следы своего в нём пребывания.
Как ни в чём ни бывало, она взяла тарелку из-под котлет и понесла её к раковине.
На столе, там, где лежал Бараш, осталось радужное пятно.
Глава 5
Перед входом «Санктъ-Петербургъ Опера» маялся Тарас.
Забыв, что надобно хотя бы делать вид, что он — человек, стригой парил над землёй, двигаясь вправо и влево — словно ходил в задумчивости из угла в угол.
Увидев лимузин, стригой рванул дверь лимузина, как только машина остановилась.
— Ну где вас носит? — начал он, но потянув носом воздух — от моих вещей пахло кровью — отступил. — Кого вы убили?
— Все ответы в багажнике, мон шер ами, — Алекс выставил из салона трость, следом — начищенный ботинок.
Я мельком оглядел свои: вроде чистые.
Тарас мгновенно оказался возле багажника, положил ладонь на металлическую крышку… И кивнул.
— Займусь, как только закончится этот балаган, — буркнул он.
— Сделай милость, — шеф водрузил на голову цилиндр и бросил недовольный взгляд на меня.
Но я уже был рядом. Цилиндр и перчатки я держал в руках — уверен, что надев их, буду выглядеть глупо.
Алекс уже развернулся, чтобы идти в театр, когда Тарас издал тихий, но от этого ещё более зловещий, шепот.
— Стой!..
Подбежав к шефу, он обнюхал его, как овчарка, которая ищет ганджу.
Алекс закатил глаза, но Тарас уже смотрел на меня.
— Что сие значит? — вопросил он.
— Только не надо патетики, — буркнул Алекс, словно его застукали за чем-то предосудительным.
— Он спас мне жизнь, — сказал я.
— Ну я же просил… — шеф опять закатил глаза.
Тарас прищурился, вдохнул ещё раз — словно пытался запомнить, запечатлеть в памяти этот запах. И выдохнул.
— Слава Богу, там нет стригоев, — сказал он. — Надеюсь, остальные не догадаются.
— Тебя не это должно сейчас волновать, мон шер ами, — высокомерно бросил Алекс и принялся подниматься по ступеням, чётко отстукивая тростью.
— До жути хочу услышать, как так вышло, — пробурчал Тарас, пока мы поднимались вслед за шефом.
— Суламифь всё видела, — сказал я.
Девушка осталась в лимузине — чёрная туша его медленно вползала на стоянку.
А ведь ещё и десяти утра нет, — сердито думал я, входя в широко распахнутые золочёные двери. — А нам уже так весело, что хоть вприсядку пускайся.
Ни разу не был в опере. Как-то не фанател, что-ли. Вот шеф частенько выбирался — разумеется, под ручку с очередной ослепительной пассией.
Я вздохнул.
Значит, сердечные привязанности мне теперь долго не светят. Впрочем, как и шефу.
Последняя мысль принесла мстительное удовлетворение.
Удачное место для ассамблеи, — решил я, войдя вслед за шефом в небольшой зал.
Камерное, без лишних изысков.
В данных обстоятельствах это — большой плюс.
На сцене обитал президиум.
Некоторых я узнал: мадам Пульхерию, Гобсека, господина Плевако… К моему огромному удивлению, отец Прохор тоже был там.
Я не сразу понял, что это он.
В парадной шелковой рясе, с благообразно расчёсанными на пробор волосёнками и с короткой бородкой, чудо-отрок смотрелся на пару десятков лет старше.
Автоматически я принялся искать глазами Гиллеля. Привык уже: где святой отец, там неподалёку и рабби.
Но кладбищенский сторож махнул нам из первого ряда партера — там пустовало как раз три кресла…
С независимым видом, словно так и надо, Алекс пошел вдоль сцены.
В зале, как накатившая волна, постепенно установилась тишина. Все смотрели на нас. Я это чувствовал — словно ледяные иголки пронзали череп и вонзались прямо в мозг.
Добравшись до своего кресла, Алекс выпустил трость и принялся тягуче-медленно снимать перчатки.
Все ждали.
Наконец, словно только что уловив всеобщий интерес, шеф демонстративно оглядел зал.
А потом молвил:
— Продолжайте, господа. Я вас не задерживаю.
Я восхищенно выдохнул.
Столько апломба,
