Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Бабка, всплеснула руками, обескуражено вздохнула.
– Ах… что вы говорите про бедную старушку! Сам здешний священник пользовался, по милости своей, моими травами.
– Да ну, – нарочито изумился Владислав. – И зачем же? Дядюшку богатого на тот свет спровадить надо было, или девку приворожить? – он, не дождавшись ответа, загоготал, при этом меняясь буквально на глазах.
Вокруг Владислава словно сгустилась аура темной и жестокой силы. Плечи его налились свинцовой тяжестью, жилы, оплетавшие толстые запястья, угрожающе набухли. Запавшие глаза, казавшиеся черными провалами прямо и глухо смотрели из под мохнатых бровей.
Должно быть, именно таким был его товарищ, в годы расцвета своей карьеры грабителя с большой дороги.
Со смутной тревогой русин подумал, что в рукопашной схватке, не особенно много бы было шансов у него, устоять против силезца…
– Эх, добрый человек, – внезапно совсем другим тоном проскрипела старуха. – Каждый добывает серебро так, как умеет. И ты, – она противно хихикнула, – небось тоже не просто так по лесу ночью шатаешься?
– Хм… серебро… И на что оно тебе? Никак, на гроб дубовый копишь? – не растерялся Владислав.
– Она, должно быть, думает, что за деньги в аду напиться можно, – мрачно проговорил Матвей из своего угла. Старуха с некоторым изумлением покосилась на него. Похоже, она сперва сочла его кем-то вроде сторожевого пса при строгом хозяине, которому самой природой разговаривать не положено.
И вдруг вновь тихо, и как-то особенно мерзко, захихикала
– И вовсе нет, гости дорогие, оно мне для другого надобно. Я, добрые люди, хоть и стара уже, но каюсь, люблю мужскую плоть, и в соседнем селе как раз живет парень, который за серебряную монету готов доставить старушке такое маленькое удовольствие.
Матвея уже в который раз за вечер передернуло от отвращения.
– Попадись этот твой ухажер мне, я бы ему за этакое урезал бы срам, вместе с яйцами, под корень, – сообщил Владислав, сплюнув в очаг.
Та в ответ широко осклабилась, обнажив гнилые черные зубы.
Владислав меж тем продолжал разговор.
– Вот, например, зачем тебе эта травка? – Привстав, он снял со стены пучок невзрачных стебельков. – Скажешь, крыс морить? Или, думаешь, я не знаю, что это такое?
– Не только крыс, – гаденько усмехнулась старуха, – не только… Можно крыс, а можно и… и гостей незваных…
В этот момент из угла противно квакнуло. Путники дернулись как под кнутом, и тотчас уставились на огромную жабу.
– А это что за уродство? – вопросил Владислав. Он словно только сейчас заметил ее, и теперь изучал ее с нескрываемым отвращением и вместе с тем с любопытством.
– Это моя помощница, можно сказать. Лучше всякой кошечки, а какая ласковая! – пробормотала старуха. Я ее Агатой зову. Не обижай ее, добрый человек!
Старуха подковыляла к клетке, приоткрыв дверцу, погладила ее по уродливой, в огромных бородавках, голове. Жаба утробно квакнула, закатив вылупленные глаза.
Владислав нехорошо усмехнулся. Если бы Матвей увидел сейчас его глаза, то мгновенно бы прочел по ним все дальнейшие действия силезца. Но тот стоял как раз к нему спиной, загораживая от Матвея почти всю хижину.
– Стало быть, твою жабку зовут Агата? Добро… – тихо произнес он.
Матвей не сразу сообразил, что произошло. Рука его товарища стремительно метнулась к поясу, гибко взлетела вверх, подобно змее, и сразу же вперед. Блеснул в полете нож. Хозяйка, все с той же ухмылкой на губах, завалилась на спину.
Матвей еще непонимающе взирал на простершееся на земляном полу тело, когда Владислав, быстро перепрыгнув через труп, схватил клетку с жабой и швырнул в огонь. Раздался короткий, мяукающий крик, хижину наполнил чад паленого мяса. Тут только Матвей вышел из оцепенения.
– Ты что?!… – запоздало крикнул он, невольно хватаясь за рукоять меча.
Обернувшись, Владислав удивленно воззрился на русина.
– Тебе что, жалко это бесово отродье? Что бы было бы лучше, если бы она перерезала нам глотки во сне, или отравила? Я-то сразу понял что это за гадина.
Матвей вновь опустился на табурет. Безусловно, мерзкая карга заслужила свой конец, но мысль об убийстве беспомощной старухи вызывала у него отвращение. Владислав, вглядевшись в лицо спутника, умерил свой пыл.
– Ну что ты, друг Матвей, успокойся, – сказав он почти дружелюбно. – Одной тварью меньше на свете. Давай лучше посмотрим, что у нее в сундуках. Глядишь, не все серебро старая на блуд потратила!
…Матвей с отвращением отверг предложение Владислава поучаствовать в получении старухиного наследства, как не без здорового цинизма определил это занятие силезец. Сидя на табурете он наблюдал как тот принялся беспорядочно выкидывать вещи из сундука. На пол летели юбки из добротного сукна – синего и красного, белые сорочки и чепцы с шелковыми лентами.
– Пригодится, – приговаривал Владислав, откладывая в сторону то новые сафьяновые сапожки, то отрез красного сукна. – Обменяем, если что.
Встряхнув, с недоумением долго разглядывал подвенечное платье.
– Не иначе помолодеть собиралась, – буркнул он себе под нос. И где она интересно талеры хранила…
– Смотри-ка, – он показал Матвею медальон из бледного золота с каким-то полустертым изображением. Приглядевшись, Матвей различил человеческую голову, увенчанную козьими рогами, а по краям следы какой-то надписи, вроде латинскими буквами.
– Откуда это у нее? – несказанно удивился Матвей.
Теперь уже пришел черед ляха изумиться.
– Ты это раньше видел?
– Пришлось как-то. Тот чернокнижник… рассказывал про какой-то Знак Козла, их вроде находят иногда в старинных римских могилах…
Тайник нашелся в стенке сундука, но к разочарованию разбойника талеров или иных монет там не нашлось.
В нем оказались колдовские причиндалы старухи. Зеленые и черные свечи, какие-то каменные флаконы, крепко завязанные узелки…
– А бабка-то была не простая! – протянул Владислав, взвешивая на ладони ветхую растрепанную книгу без переплета, на первой странице которой был грубо нарисован ворон, держащий в когтях человеческий череп, в окружении летучих мышей. Должно быть, за эту старую чертовку с нас половина грехов спишется на том свете.
Фолиант полетел в очаг…
* * *Высшие силы наверное навсегда оставили меня. Уже очень давно я не слышу голосов, и даже не чувствую их присутствия. Ни рядом, ни даже далеко. Лишь иногда, где то на грани воспаленного, истерзанного сознания я ощущаю нечто странное, как будто похожее на него, но и только. И прежних прекрасных снов я тоже не вижу. Только гудящая бескрайняя бездна, в которой я плыву, плыву по течению, не зная, что ждет впереди.
Может быть, впереди водопад, который беспощадно разобьет меня о камни, не оставив даже моей души, хотя бы для вечных мук…
Могу ли я хотя бы надеяться? Кто знает…
* * *Глава 5
Покинули дом ведьмы утром. Солнце только-только успело осветить холодновато синее, затянутое розоватой дымкой небо, когда путники оседлав лошадей двинулись в путь. Владислав был спокоен и умиротворен, как никогда. Временами, на его отстраненном лице мелькала странноватая гримаса, больше всего похожая на улыбку. Матвею же было не до спокойствия. Всю ночь он не мог заснуть, ощущая присутствие мертвой старухи, хотя, выпотрошив сундук, Владислав, ворча, выволок труп старой ведьмы в лес, где завалил его в пещере ветвями. Русин никак не мог прийти в себя. Всю ночь ему снилась старуха с уродливым волчьим оскалом, держащая в руках его собственный меч, крадущаяся к его постели, с намерением перерезать горло… Он очнулся в холодном поту и больше заснуть не пытался, просто тихо сидел и глядел на беспечно посапывающего силезца… Признаться, это его удивило – как – никак, это не первая виденная им смерть, не говоря уже о том, что не одного человека он сам отправил на тот свет. Кстати, Владислав объяснил – что представляла из себя жаба. По его словам, вернее, по мнению умников из инквизиции, подобные твари есть не что иное, как чертенята низшего сорта, которых Сатана приставляет к ведьмам, для помощи и надзора.
Матвей кивнул, хотя не очень в это поверил: что-то ни разу православные священники не говорили ему насчет чего-то подобного. Да и Карел, – большой дока в демонской породе тоже умолчал про такое.
Время перевалило уже за полдень, когда они вновь начали подъем в гору. Вновь перед ними возвышался, как две капли воды похожий на тот, с которого они недавно спустились, изломанный известковый склон, покрытый уже ставшим привычным темнеющим еловым лесом. Правда, слава Богу, он был не таким густым, и деревья были куда ниже прежних.
Здесь Владислав остановился, подозрительно оглядел склон, и недовольно молвил.
– Все, отъездились. Дальше опять придется пешком.
Матвей согласно кивнул. С некоторого времени он привык доверять мнению спутника. Они спешились. Каменистый склон круто уходил вверх, там и сям на нем возвышались огромные валуны, полускрытые кустарником, и разросшимся орляком. Они пересекли бурный ручей, продрались сквозь густой орешник.
