Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Спускались они куда быстрее, чем поднимались. Даже кони, будто почуяв, что внизу их ждет долгожданный отдых, прибавили ходу, порываясь поскакать вниз по склону, так что их приходилось придерживать.
Матвей вдруг остановился, дернув Огневого за узду, с прищуром вгляделся в полумрак котловины. В одном месте ему почудилась струйка дыма, он даже прижал ладонь к глазам, но то ли она уже растаяла, то ли ему просто померещилось.
– Что такое? – недовольно буркнул силезец.
– Посмотри, Владислав. Может, показалось, но вон там вроде дым.
Владислав прищурился, поглаживая бороду. Глаза стали двумя узенькими щелочками, за которыми цепко и насторожено поблескивали зрачки.
– Вряд ли здесь кто-то встретится нам, – высказался он наконец. – Тут и раньше жилье редко попадалось. А уж теперь…
Тотчас послал кобылку аллюром, молвив не очень-то доброжелательно.
– Нечего торчать тут, вот будем внизу – тогда и отдыхать будем.
Матвей ничего не говоря, пустил Огневого следом. В конце концов, его спутнику может, и впрямь виднее.
Стемнело очень быстро. Только что, казалось, солнце светлым золотом озаряет мир, и вдруг уже их окружает серая сумеречная мгла.
Вскоре, над покрытыми черным лесом горами взошла отливающая медью луна, и в ее свете кроваво блеснул ручей. За ним снова густые старые ели, неприветливо грузно свесившие мохнатые ветви.
– Сюда, – молвил Владислав и русин двинулся следом.
Среди зарослей ельника они обнаружили узкую неглубокую пещерку, почти сухую и чистую, и принялись устраиваться на ночлег на мягком мху, покрывая ее каменный пол.
– Ну вот, по крайней мере не под открытым небом, – довольно бросил Владислав, укладывая на землю срубленные еловые ветви. И выспимся, и не замерзнем.
Матвей устало хмыкнул в ответ. Он был настроен менее радужно – пещера не казалась особо уютной. А случись какому-нибудь загулявшему медведю забрести в гости – тогда делать? Не очень-то ловко от косолапого мечом отмахиваться.
– Пойду хворосту соберу, – сообщил силезец и исчез в темном проеме.
Русин посидел немного, чувствуя, как глаза сами собой закрываются, и мутная дремота неторопливо затягивала рассудок. Он уже почти заснул, когда в пещеру ворвалось нечто темное, и шумное. Матвей взвился, хватаясь за эфес. Владислав выразительно уставился на него, вытащившего уже меч до половины.
– Тихо ты! – прошептал он. – Не шуми… – Силезец был явно чем-то обеспокоен.
– Что случилось? – уже спокойно вымолвил русин, пряча сталь обратно в ножны.
– Похоже, мы здесь не одни, – ответил поляк. – Пошли за мной, проверим, что тут за такие соседи объявились.
Буквально в пятидесяти шагах от пещеры стоял небольшой деревянный дом. Покосившийся от времени, глубоко ушедший в каменистую почву, он все же выглядел довольно крепким и внушительным, будучи собран из цельных толстых бревен, почерневших от времени. Оба путника остановились в нерешительности. И Матвей, и тем более Владислав, прекрасно знали, кто может скрываться за убогими стенами подобных домиков в лесной чащобе.
Сделав знак спутнику не двигаться, Владислав неслышно подобрался к крохотному оконцу, затем облегченно махнул рукой – мол, бояться нечего. В этот момент конь Матвея негромко всхрапнул. Русин бросился успокаивать Огневого, но коню что – то явно не нравилось, он только сильнее распалился.
– Ладно, уймись, – в полголоса буркнул Владислав, – нет смысла таиться.
И решительно постучал в дверь.
Сначала за дверью было тихо. Потом громко заскрипели половицы и послышалось старческое кряхтение.
– Кого там нечистый несет? – послышался из-за двери надтреснутый старушечий голос. Сказано это было по-немецки, но на каком-то малопонятном диалекте, так что Матвей едва понял о чем идет речь.
– Пусти нас переночевать, добрая женщина. Мы путники, заблудились в горах… – Владислав старался придать голосу как можно большую доброжелательность.
– Шли бы вы, люди добрые, мимо, – старушечий голос был напрочь лишен всякой доброжелательности. – Тут как раз село недалече. Или в лесу ночуйте, тут волков нет.
– Открывай давай, а то сейчас сами откроем! – рявкнул вдруг Владислав, так что Матвей невольно вздрогнул, а с еловой ветки взвилась, хлопая крыльями, потревоженная ворона.
Прошло еще несколько секунд, и внутри убогого жилища послышался шорох, брякнул сброшенный с крюка засов. Владислав резко пихнул приоткрывшуюся дверь от себя, одновременно уходя вбок, и, убедившись что за ней никто не караулит с дубиной наготове, не здороваясь, переступил порог, Матвей последовал за ним.
На пороге остановился, удивленно осматривая странноватое убранство дома, вернее будет сказать – берлоги. С первого взгляда он понял, что попал в избушку колдуньи… Да и кто еще мог жить в подобном диком и глухом месте?
Как раз подходящее пристанище для ведунов и ведьм.
Стены, полки, даже потолок были увешаны пучками сушащихся трав. В топившемся по черному очаге полыхал огонь, на котором в щербатом горшке булькало покрытое грязно-серой пеной варево. Потолок покрывала осевшая на нем за многие годы жирная копоть.
Половину хижины, не считая дымившего очага и полок с утварью, занимала широкая лежанка, застеленная лысой от времени коровьей шкурой. Стол в середине комнаты был грязный, с какими-то плохо замытыми бурыми пятнами, неприятно напоминавшими кровь.
Русин подозрительно оглянулся, шаря подозрительным и опасливым взглядом по жилищу. Черной кошки, совы, или ворона, необходимых, как известно, всякому колдуну, не было. Зато, приглядевшись, Матвей заметил в углу нечто другое, пожалуй что и похуже. В сплетенной из лозняка большой клетке на подстилке из волглой травы восседала громадная жаба – раза в два больше обычной, да еще какая-то бледная (не иначе – от старости) будто свежий утопленник.
Матвея передернуло от отвращения. И он мог бы поклясться, что заметившая это старуха довольно улыбнулась. А жаба, будто почувствовав присутствие чужаков недовольно каркнула совсем даже не по жабьи, и вылупила бессмысленные глазищи. Русин перекрестился, краем глаза заметив саркастический взгляд Владислава.
От старухи изрядно воняло, словно она не мылась целый год. Да и выглядела она, подстать закоренелой ведьме. Длинные, нечесаные волосы – редкие и сальные – неопределенного, пегого цвета, неровными прядками спадали на согбенные плечи, лицо ее было похоже на степную почву во время засухи, все сморщенное, высохшее, пропаханное уродливыми бороздами.
Кожа свисала со щек смятым желтым пергаментом. На этом лике совсем уж гнусно выглядел длинный и крючковатый, со вдавленным на переносице хрящом нос, и провалившийся беззубый рот.
Матвей невольно отвел взор, вновь, внутренне поежившись, огляделся. Место, где им предстояло провести эту ночь, вызывало брезгливость не только у русина, несколько последних месяцев жившего при королевском дворе в Буде, но даже у видавшего виды силезца.
– Ты вот что, бабка, – заявил Владислав, бесцеремонно устраиваясь на лежанке, сразу после того как хозяйка, что-то бормоча под нос, заперла на тяжелый, грубой ковки крюк входную дверь, – а подай-ка ты нам пожрать, что у тебя есть. Да побольше, мы проголодались, – зычным басом требовал он.
Старуха злобно скривилась. Но видно сообразив, что незваные гости, злись не злись, никуда не исчезнут, а вот обидеть в случае чего смогут ох как круто, молча кивнув, ушла за ивовую перегородку, где должно быть, хранились ее запасы… Владислав, встав, последовал за ней.
– Еще подашь вяленую мертвечину, с тебя станется! – гоготнул он.
С философским спокойствием на лице старуха поставила на грязном столе закупоренный жбан с пивом, кусок старого копченого сала и полкаравая грубого землистого хлеба.
– Всё, что есть, гости дорогие, – пробормотала она. Маленькие блестящие глаза злобно сверкнули из-под кустистых, похожих на кабанью щетину, бровей.
Матвей присел в уголке, не зная, как себя вести и старательно гася некое сочувствие к хозяйке. Обстановка этого дома, да еще замечание Владиславу о мертвечине отбили у него всякий аппетит, да и трапеза на столе не выглядела слишком привлекательно.
А силезцу видать, все нипочем – довольно отломил кусок хлеба, накромсал сала и, показывая волчий аппетит начал методично уминать. На злобные взгляды хозяйки отвечал полуоскалом-полуулыбкой, не переставая жевать.
– Вот чего я не пойму, и никогда не разумел этого, бабуся, – наконец, утолив первый голод, высказался Владислав, довольно погладив живот. – Ведь сколько вас, ведьм, не жгли, а всё не убавляется! Да и что еще удивительно: сколько помню, на костер тащили-то все больше молоденьких, а ведьмы – старухи, как на подбор. И откуда, интересно, вы беретесь? Или и впрямь черт вас из-под хвоста выбрасывает? Матвей, в краях которого упомянутый способ борьбы с колдунами был весьма мало распространен, только пожал про себя плечами.
