Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Пока Владимир поднимался, стражники снова были готовы стрелять. Он понимал, что не успевает добежать до своего отряда.
Снова засвистели стрелы. Владимир инстинктивно прикрыл голову руками. Взгляд его был обращён под ноги. Не дай бог споткнуться. Встать уже не получится.
Раздался множественный топот копыт, снова засвистели стрелы. На этот раз в сторону крепостной стены.
Живых было меньше, но они лучше стреляли. Однако же даже утыканные стрелами стражи продолжали монотонно натягивать тетивы своих луков. Одному из защитников Новгорода оперённая стрела вонзилась прямо в глаз, но и это не заставило его остановиться.
* * *
Капище, как и в прошлый раз, встретило ведьм загадочным, мудрым молчанием. Агне замерла, даже немного задержала дыхание, прислушиваясь к чувствам. Камни приветствовали её, как старую знакомую, готовые раскрыть перед ней все секреты мироздания, стоит лишь попросить.
Как и в прошлый раз, Богданка стала в темноту, Яга – напротив неё, в свет. Забава долго ходила вокруг камней, пока не поняла, что ей очень нравится место, где на камнях росло много мха. Он одним большим пятном покрывал покатый бок валуна, стелился по земле, полз вверх по крутой стене пещеры.
Крупная божья коровка старательно ползла куда-то по своим делам, стараясь обходить капли росы. Она казалась неповторимым алым яхонтом в россыпи диамантов. И Забава почувствовала. Сила потоком потекла через её плоть. Тело стало невесомым, как пушинка. Забаве казалось, что стоит подуть ветру и её унесёт в дальние дали. От избытка чувств у девушки на глаза выступили слёзы.
Агне сначала попыталась примоститься на уже насиженное место, но чувствовала, что это не то, что ей нужно. Она поднялась на ноги и вышла в центр капища. Жертвенник едва слышно гудел, требуя, чтобы она завершила начатое. Склянка, зажатая во взмокшей ладони, стала скользкой. Агне, тяжело дыша, протянула руку и бережно поставила скляночку на жертвенник.
Яга неодобрительно посмотрела на неё. Старой ведьме не нравилась идея Агне. Аркадия привязалась к ней, пусть и не как к дочери, но как к дорогому человеку. И всё же она понимала, что у Агне свой путь. И если она решила отдать Роя капищу, усилить за счёт него обряд – то так тому и быть. Хотя Яга и знала более безболезненные способы избавиться от него.
Она закрыла глаза и ударила в барабан. И снова сердца ведьм забились в унисон. Забава почувствовала, как в животе запорхали бабочки, унося её куда-то далеко. Агне же, стоявшая у жертвенника, почувствовала, что у мироздания от неё больше нет секретов.
– Помни полынь, о чём ты возвестила…
Глухие удары в обтянутый кожей барабан уносили их всё дальше туда, где вот-вот начнётся битва. Туда, где живым понадобится помощь в защите от мёртвых.
Лошадь отца Сергия нашли уже после заката. Она брела, с трудом переставляя ноги, в сторону лагеря. Туда, откуда слышала ржание товарок.
Тело священника волочилось следом, застряв одной ногой в стремени. Стрела торчала из его груди, а ряса маслянисто блестела от свернувшейся крови. Холодная кожа его посерела, а добрые глаза навсегда утратили блеск истинно верующего человека.
Несколько рыдающих женщин вызвались обмыть тело и подготовить к погребению. Послушники, которые прибыли из храма вслед за ним, взялись читать всеночный сорокоуст.
Эйфория от скорого спасения угасла, а атмосфера безнадёги обрушилась на плечи людей, намертво прибивая их к сырой земле. Каждый оплакивал Сергия, ибо каждому из них он был отцом.
Тем же вечером Владимир решил брать штурмом Новгород. Он рос в этой крепости вместе со Всеволодом, и так же, как брат, знал все потаённые ходы. Оставалось только надеяться, что брат не стал о них рассказывать белой ведьме.
Старики, женщины и дети были отправлены под защиту стен осиротевшего храма на случай, если бой выйдет за пределы крепостных стен. Остались молодые, сильные мужчины, чья помощь могла понадобиться. Всю ночь в городе стучали молотки и топоры, мастерили осадные лестницы и щиты.
Штурм всегда начинается в самый тёмный, волчий час. Не потому что в это время уставшие от дежурства стражи начинают дремать. Нет. Они как раз знают, что, если враг рядом, он постарается выбрать именно это время. Потому что в предрассветные, самые тёмные часы с высоты крепостных стен люди не видят приближающегося врага и вынуждены стрелять на звук. В то время, как нападающие стараются не шуметь. Люди не видят в темноте. В отличие от нежити.
Штурм ещё не начался, а дружина уже понесла первые потери. Братья Остап и Фёдор вместе вступили в княжескую дружину и в пылу штурма пытались не потерять друг друга из виду, потому что всю жизнь вместе с самого рождения и страшнее смерти была бы только потеря брата.
Пока бо́льшая часть дружины отвлекала защищающихся на стенах, они с малыми отрядами отправились в указанные князем подземные ходы в крепость. Хоть кому-то и должно повести, а то и всем разом.
Братья и ещё семеро бойцов пробирались по подтопленному туннелю, который должен был вывести их к центральному колодцу в самом сердце крепости. Под ногами мерзко хлюпала ледяная, илистая вода, заливаясь за голенища сапог и высвобождая зловоние болота каждый раз, когда кто-то делал шаг. Под низким сводом паутиной свисали белёсые, как черви, корни. Они смердели и чадили от огня, когда дружинники поднимали факелы повыше, чтобы оглядеться.
Фёдор молился, чтобы в ла́зе не было засады – он был слишком узким, чтобы размахнуться мечом или увернуться от вражеского удара. Даже убежать было невозможно – в затылок дышали боевые товарищи.
– А ну постой, – впереди идущий Остап и сам остановился, прислушиваясь. – Слышите? Как шаги чьи-то. И рычание.
– Не боись, – ответил кто-то из воинов, – может эхо. И ветер… который ты пустил со страху.
По туннелю раздались единичные смешки.
– Да иди ты… – Остап тем не менее и сам улыбнулся. Неуместная и глупая шутка как-то сразу сняла с дружинников напряжение, заставив расслабиться и спокойнее смотреть на вещи. Действительно, чего не примерещится после рассказов про упырей.
Громкий всплеск заставил воинов собраться.
– Колодец уже близко, – Остап успокаивал больше себя, чем кого-то. – Кто-то ведро скинул.
Люди замолчали и замерли, чтобы никто, наклонившись над колодцем, не услышал оттуда ни шагов, ни голосов. И в звенящей
