Юрий Никитин - Семеро Тайных
— Ладно-ладно. Его это тоже касается. По нашим крепостям идет тот красноголовый!.. Да, который шумел так, что его даже деревенские колдуны разглядели со всех сторон. Ты знаешь, что он расколол землю под убежищем одного чародея... черт, забыл его имя... что-то отвратительное, как вон у тебя или у того рыла, что на той стене... Еще он, пролетая... да-да, всего лишь пролетая над кольцом гор, где устроил свое царство Грибоед... или не Грибоед... тоже мне имечко!.. ведь люди грибы не едят, это жвачка для оленей... так вот он одним движением обрушил горы так, что теперь там камень на камне не выше чем фига!.. Кто захочет посмотреть на кости Незнаемого, тому придется поднять целый горный хребет.
Она ощутила, как медленно холодеет лицо. В желудке стало тяжело. Непослушными губами прошептала:
— Быть того не может... Он не настолько силен!
— Те тоже так думали!
— Не может быть, — повторила она мертвым голосом. — Ему как-то удалось... гм... ему удалось нечто такое, что другим было не под силу, но это просто случай... Я была слишком потрясена находкой...
Голос прервал:
— А что у вас там за странный свет? Это не за этой штукой ходил красноголовый? Тогда твои дела плохи.
— Почему?
Голос хмыкнул:
— Он стер с лица земли Автанбора только за то, что тот его за глаза назвал болваном. А Грибоеда уничтожил вообще просто так... Если же ты его обидела хоть взглядом, он придет. И спросит за все.
От дальней стороны донесся голос Сосику:
— Кажется, только я его ничем не обидел. Только учил... Но Беркут прав, нам нужно подумать над этим сообща.
С правой стены донесся недовольный голос колдуна-воина:
— Разве я такое сказал?
— Подумал, — спокойно констатировал Сосику. — И явился только потому. Страшно, да? Еще бы... В наш размеренный и понятный мир явился этот... Но раз в тысячу лет земля рождает нечто невообразимое. Однако как бы кто ни был силен, великий Род всегда оставляет щель, через которую проникнет либо лезвие ножа, либо колдовство, либо яд... А этот красноголовый всего лишь силен. Но он прост, как дрозд, не умеет защищаться, почти не знает магии, если не считать двух-трех заклинаний...
Глава 45
Светлое пятно на миг померкло, словно в своих неприступных горах Беркут собирался с силами, потом оттуда донесся его рык:
— Двух-трех? Он ими рушит горы!
— Но не сдвинет пера, — парировал Сосику. — Он был у меня учеником, я знаю. Правда, не знал, что горы... Тогда он единственный, кто не бахвалился. И что ты предлагаешь?
Беркут поколебался, проворчал с неудовольстви-ем:
— Если ты все знаешь, вот и предложи. Одно вижу: никому с ним не совладать в одиночку.
Сосику сказал терпеливо:
— Это верно, хотя и странно от тебя услышать что-то верное. Во-первых, сообща мы можем придумать что-то, а во-вторых... если нас соберется трое-четверо, то даже его мощь окажется бессильной. Мы сами не сможем рушить горы, но и ему не дадим.
На стене пятно расширилось, лицо Беркута выдвинулось как барельеф, глаза выпуклые, а толстые губы задвигались как мельничьи жернова:
— Тогда предлагаю...
— Нет, — прервал Сосику неожиданно властно. — Это не пойдет.
— Ну, тогда...
— И это ошибочно.
— А если... — начал Беркут раздраженно.
Сосику кивнул:
— А вот это можно... Хакама, нам всем лучше собраться в твоей башне. По крайней мере, не предашь и не убьешь... ибо тебе этот варвар страшнее, чем любому из нас. К тому же ты — единственная женщина из могучих магов, а к женщине как-то меньше вражды. Не у него, у нас. Сюда может даже прибыть сам Ковакко, хотя он не покидал своих болот уже лет сто.
Она поморщилась:
— От него пахнет дохлыми лягушками!
— Да, но он знает глубинную магию, в которой несведущ даже я. Конечно, я знаю другую, более сильную, но вдруг именно глубинной можно остановить этого варвара?
Звезды в самом деле сошлись необычно. Впервые в башне Хакамы в стене свет разросся, там трепетало зеленое пламя, предвещая проход другого колдуна через магические двери. Хакама, бледная и натянутая, как тетива на луке, едва сдерживалась, чтобы не за-крыть эту опасную дверь, откуда может полыхнуть пламя звездного огня или синего болотного глаза, против которых у нее защиты нет. Можно еще за-крыть дверь в тот миг, когда колдун перенесет одну ногу через зеленый порог, и тогда вторая половинка останется истекать кровью за тридевять земель в его вонючем лесу...
Единственное, что удерживало, это тот страх, который заставлял могучего Беркута довериться ей, которой, как все знали, доверять нельзя. Как и другим чародеям. Это простые люди не в счет, их как листьев в лесу, да они и сами свои жизни не ценят, а колдуны всегда оберегают себя как от мечей и стрел, как от ядов и падающих деревьев, так и от незримого, но еще более опасного колдовства проклятых завистников.
Если же Беркут решился прийти, то там, в его лесах, он видел судьбу еще ужаснее, чем смерть от ее руки.
Зеленый свет затрепетал, по ту сторону обозначилось смутное пятно, медленно выступила человеческая фигура, начала наливаться светом, тщедушная и сгорбленная, из зеленого круга выступила корявая клюка, затем выдвинулся Сосику, бледный и хватающий ртом воздух.
Увидев Хакаму, вымученно улыбнулся:
— Второго такого перехода уже не пережить.
Ее глаза не отрывались от свитков под его правой рукой. На миг мелькнуло страстное желание убить старика сразу, ведь свитки уже в ее башне, а с записями разберется, это просто, зато и Жемчужина останется в ее руках...
В зеленом овале смутно проступила еще фигура, на этот раз крупная, с квадратными плечами. Волосы на огромной голове вздыблены, зеленый свет сразу начал дрожать и прогибаться, тот неведомый уже ломился нетерпеливо, явно Беркут, кто же еще...
Хакама светло улыбнулась старому мудрецу:
— Все. Мне все понятно. Жемчужина твоя.
Он жадно смотрел, как она откинула крышку ларца. Оттуда блеснул голубоватый свет, заиграл на потолке лиловыми и оранжевыми бликами. Она медленно погрузила пальцы в ларец, свет померк, в нем появились розовые и пурпурные тона, когда проникал сквозь тонкую кожу.
Когда она протянула ладони, а в них играла всеми цветами Жемчужина, Сосику не вытерпел:
— Ты знаешь, что эта Жемчужина может дать жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев!
Она кивнула:
— Знаю.
— И почему ж ты...
Ее ясные глаза смотрели чисто и честно.
— Сейчас меня больше волнуют таблицы, ибо с ними я смогу видеть судьбы людей, влиять на них. А это власть, абсолютная власть!.. А жизнь... Мне даже до старости далеко, а уж до смерти... С такой властью я что-то смогу и без Жемчужины. А то и больше. И жизнь могу добыть долгую, очень долгую... У меня еще есть время.
