Юрий Никитин - Придон
– Если Дунай погибнет от топора палача, то этот же топор перерубит и ту непрочную нить, на которой висит вся Куявия. Странным образом жизнь Дуная оказалась связана с судьбой нашей огромной страны. Раньше он был просто Дунай, здоровый тупой бык… это я уже говорил, а теперь он как бы часть души Куявии. Да, Ваше Величество, даже у Куявии есть душа, не только у Артании! Он своим поступком поднялся на тот… на те… в общем, жизнь и смерть таких людей влияет на судьбы стран.
Тулей прорычал злобно:
– Каких?
– Таких, – ответил Барвник тихо, но в голосе старого мага звучала непривычная твердость. – Ваше Величество, не только тцары поворачивают страны, ведут их к жизни или к смерти.
Тулей погрузился в молчание, лицо дергалось, не то завидовал, не то ревновал, а то и просто пытался понять умные речи, а Щажард сказал неожиданно:
– Ты говоришь туманно, как все вы, чародеи, но, кажется, я понимаю.
– Я – нет, – отрезал Тулей. Барвник виновато съежился, Тулей поморщился, кивнул. – Но ты говори, говори. Перед вами я могу показывать свою дурость, верно?
– Верно, – ответил Барвник со вздохом облегчения. – Верно, Ваше Величество. Только полный дурак никогда не признается в своей дурости! А вы, Ваше Величество, не совсем уж и полный… Хотя, конечно… Словом, иногда люди к величию идут очень долго, вот как вы, Ваше Величество, идете и идете, идете и идете, идете и идете… когда-нибудь, лет через триста, гм… а некоторым удается вот так сразу! Через поступок. И не угадать, какой нужен поступок, иначе бы все стали великими людьми, подвижниками, героями. Над Дунаем смеялись, всю его скорбную дорогу забрасывали лошадиным пометом, огрызками, но все же он как-то задел что-то в куявах…
– Как-то, что-то, – прорычал Тулей. – Ладно, не объясняй. Сам не сумеешь, да и я не пойму…
В дверь просунулась голова стража, Тулей кивнул, страж сказал подобострастно:
– Дунай жив. Там что-то замешкались было. То не могли топор найти, то тупой оказался… Пока наточили, пока то да се, а когда уже палач замахнулся, то сверху вон остановили.
Тулей перевел дыхание, распустил стянутые судорогой мышцы, но тут же нахмурился, прорычал:
– Топор не могли найти! Сволочи, все оттягивали, своего командира спасали… Ладно, иди. Это хорошо, что он жив. Но в следующий раз чтоб приказы исполнялись сразу!
Страж исчез, Щажард вылез из кресла, пошел следом. Все молча смотрели, как он выглянул, что-то сказал невидимым стражам и, возможно, Дунаю, плотнее прикрыл двери. Барвник сказал убитым голосом:
– Хуже всего то, что Куявии и так плохо, и так паршиво. Если Дуная сейчас не казнить… и вообще не трогать, то Куявия все равно падет. Но не сразу, а в течение года.
Тулей хмурился, крепкие пальцы постукивали по блестящей поверхности стола. Щажард с кряхтением опустился в кресло, голова ушла в плечи, оттуда сказал просительно:
– Давай, Барвник, думай! Не может быть, чтобы ты что-то не придумал.
– Придумывать, – ответил Барвник, – ваше дело. Я смотрел так и эдак… У Куявии есть шанс на спасение только в одном случае. Но он настолько мал…
– Говори!
– …и ничтожен, – закончил Барвник. – Хуже того, невероятен.
– Ну-ну!
Барвник повернулся к Тулею, глаза стали умоляющими, как у виноватой собаки.
– Ваше Величество, для этого надо, чтобы сошлись разные невероятности. Дунай должен драться с Придоном… лично. В двобое. Придон должен его убить. Сам, без чьей-либо помощи. И только тогда у Куявии есть шанс на спасение. Да и то не сразу.
Щажард посмотрел в потемневшее лицо Тулея, вздохнул. Барвник развел руками. Щажард сказал невесело:
– Ты прав. Сейчас никто не заставит Дуная драться с Придоном. И ничто.
Тулей прорычал утомленно:
– Даже если я верну ему все? Снова станет бером, получит обратно дворец, войско…
– Ваше Величество, – сказал Щажард с укором. – Разве не видно, что у него сейчас намного больше?
Тулей умолк, будто ткнули в живот кулаком. Помолчал, вяло шевельнул рукой.
– Зовите. Только объясняйте ему сами. Я на эту сволочь смотреть не могу.
Щажард властно хлопнул в ладоши. Заглянул слуга, поймал взгляд Щажарда, исчез, за дверью прозвучали тяжелые шаги.
Тулей вздрогнул, в проем вдвинулся этот человек с огромной колодкой на шее, звякающий массивными цепями, со стертыми в кровь ногами. Снова покои наполнил тяжелый запах немытого тела, разом истребил слабые ароматы душистых масел, притираний, нежных цветов.
Двое стражей придерживали его сзади за скованные руки. Тулей смотрел на Дуная с брезгливым удивлением. Запахи пота и нечистот словно пригасили светильники и затемнили яркие краски ковров на полу и стенах, узник выглядел диким, изнуренным, бессловесным животным.
Барвник вопросительно взглянул на Тулея.
– Скажете сами, Ваше Величество?
Тулей поджал губы.
– Говори ты, – сказал он с неприязнью. – Я не унижусь, чтобы разговаривать с животным.
Барвник кивнул, торопливо подошел к Дунаю. Тот по-прежнему смотрел, согнувшись, в пол. Барвник безуспешно пытался заглянуть ему в лицо.
– Дунай, – сказал он, голос дрогнул, – Дунай… Я смотрел в грядущее. Тебе там отведена немалая роль!
Дунай молчал, смотрел в пол. После паузы раздался голос Тулея:
– Барвник, скажи этому животному, что ему будут возвращены его земли, дворец и… все остальное.
Барвник сказал быстрым виноватым голосом, словно спешил загладить нелепые и глупые слова повелителя:
– Но тебе снова предстоит поединок… с Придоном!
Дунай не двигался, хотя Барвник ощутил, как по телу богатыря прошла волна жара. Однако он все так же смотрел в пол, тяжелые цепи свисали, как толстые виноградные лозы. Тулей разочарованно хмыкнул, отвернулся. Щажард, дотоле молчавший, сказал осторожно:
– Барвник, ты взваливаешь на него непосильную задачу. Придон легко побил его в тот раз. Побьет и сейчас. К тому же Дунай ослаб еще больше.
Дунай некоторое время не двигался, затем его спина начала выпрямляться. Мышцы вздулись, шея напряглась, покраснела.
Затрещало крепкое дерево, со скрипом полезли из гнезд стальные штыри. Обе половинки разлетелись, как сухие щепки. Дунай выпрямился, перевел дыхание.
Тулей смотрел со страхом, богатырь был страшен. Дунай напряг плечи, подал их вперед. Звонко лязгнуло, цепи разлетелись крупными кольцами. Дунай свел руки, кисти плотно охватывают широкие браслеты из металла. Он наклонился, пальцы ухватили цепь, сковывающую ноги. Бугры на спине вздулись, застыли, спина стала вдвое шире. Звонко и. жалобно звякнула цепь.
Он почти равнодушно отшвырнул остатки тяжелой цепи к трону. Грохнуло, звякнуло, пышный ковер задымился, Щажард торопливо затоптал огонек, сам он смотрел на узника восторженными глазами.
