Юрий Никитин - Придон
Меривой уставился в бледное лицо девушки. На губах ее выступила кровь, а когда он попытался взять ее поудобнее, от неловкого движения изо рта потекла тонкая красная струйка.
– В мой шатер! – распорядился Придон. – Позвать Вяземайта! Я не хочу, чтобы она умерла.
Меривой взглянул на него с благодарностью.
– Она враг, – пробормотал он, – но я тоже не хотел бы, чтобы она…
Он запнулся. Придон развернул его к себе спиной, это было почти то же самое, что развернуть скалу, ткнул в спину. Меривой ринулся к далекому шатру.
Глава 3
Веки оказались такими тяжелыми, что Яська сумела их поднять только с третьей попытки. Все плыло, расплывалось перед глазами, не скоро и с трудом начала различать вроде бы морду своего дракона. В сердце стукнула радость, жив, уцелел, это ж она виновата, что решилась пролететь так низко…
Туман начал рассеиваться, драконья морда медленно обрела четкость. Теперь это уже не морда дракона, а морда… Яська вздрогнула, над нею склонился мужчина с суровым и грубо вытесанным лицом, что придавало ему сходство с драконьей мордой. Такие же выступающие надбровные дуги, даже не выступающие, а нависающие, высокие скулы и сильно расплюснутый нос с широкими ноздрями, широкий рот и массивная челюсть…
Глаза прятались, как у дракона, под толстыми валиками надбровных дуг, Яська успела рассмотреть только крохотные искорки там в глубине.
– Кто ты? – спросила она. Потом подумала, что вопрос нелеп, переспросила: – Где я?
С трудом повернула голову, шея слегка занемела, но боли не чувствовалось. По всему телу побежали мурашки, словно отсидела. Над головой купол шатра, стенки из тонкого красного шелка, видно, как по ту сторону взад-вперед ходят люди с топорами в руках.
Мужчина сказал виноватым, как ей показалось, голосом:
– Меня зовут Меривой… Ты сейчас в шатре нашего тцара…
Она снова повела глазами по сторонам, все вспомнила, вскрикнула:
– А мой дракон?.. Эти гады сумели его убить?
Мужчина, что назвался Меривоем, какое странное имя, сказал еще более виновато:
– Да, его… сумели убить… Вернее, ранить, а убился он сам. Если бы в воду, а земля… она твердая. Ты уцелела чудом. Если бы не наш волхв…
Она спросила:
– Вяземайт? Он тоже с Придоном?
Он спросил с надеждой:
– Ты их знаешь?.. Тогда твоя участь, надеюсь, не будет так уж… тяжела.
Она спросила в упор:
– А кто ты?
– Я… Я… это, я Меривой. Меня так зовут – Меривой. Я только сегодня приехал из Артании…
Ее синие, как небо, глаза чуть потеплели. Губы слегка дрогнули в улыбке.
– Да?.. Тогда ты еще не жег наши города, не насиловал, не убивал…
Он сказал торопливо:
– Да-да, я мчался на своем медленном, как черепаха, коне, не останавливаясь, ничего даже не видя!
Она вздохнула, глаза ее погасли.
– Тогда у тебя еще все впереди. И грабежи, и убийства. И будешь насиловать, а потом убивать.
Меривой задохнулся, ее синие глаза уже смотрят в сторону, на лице появилось задумчивое выражение, явно прикидывает, как сбежать, гордая и смелая, как она отваживается влезать на загривок ужасного дракона…
Он зябко передернул плечами.
– Тебя что-то страшит? – спросила она.
– Да, – сказал он честно.
– Что?
– Ты же можешь упасть с дракона! А я вдруг не окажусь внизу, чтобы подхватить на руки?.. Да лучше тебе всю жизнь ездить на мне…
Он запнулся. Она посмотрела с интересом.
– Ты позволил бы мне сесть себе на шею?
– Да, – ответил он с жаром. – Да!.. Сам буду умолять… И буду просить, чтобы ты никогда-никогда не слезала!
* * *Тулей рванул себя за ворот, на ковер полетели крючки, застежки, пряжки. Багровое лицо стало страшным от ярости. Он задыхался, рухнул в кресло, захрипел. Щажард быстро поднес остро пахнущие травы, светильники заправили особым маслом, что дает умиротворяющий аромат, лекари дрожали от ужаса, ибо лицо повелителя налилось дурной кровью, глаза выкатились, огромные и налитые кровью, с дрожащих от бешенства губ потекла пена.
– Где… – прохрипел он. – Где… почему не доставили до сих пор?
Щажард поклонился, ответил почти шепотом, страшась разгневать могущественного повелителя:
– Он даже не стал слушать ваш приказ. Поехал дальше.
– А где сейчас?
– Узнав, что достойной Дивинии там нет, только спросил, где она. Все видели, как пришпорил коня и вихрем вылетел через южные врата.
Тулей захрипел, брызгая слюной:
– Догнать!.. Поймать!.. Привести!.. В оковах… нет, с деревянной колодой на шее!
Однако прошло еще несколько дней, прежде чем вбежал радостный слуга и срывающимся от счастья голосом сообщил, что Дуная поймали в тот момент, когда он, уже свободный, возвращался в свой дворец.
Вскоре за дверью раздался приближающийся грохот, звон металла. Щажард насторожился, лицо Тулея исказилось злой радостью.
Створки распахнулись, в зал вошел, сильно согнувшись, огромный человек. Тяжелая колода на плечах держала его в согнутом положении, толстые цепи звякали при каждом шаге. Руки скованы за спиной, от исполина покатился по залу, придавливая тяжестью изысканные ароматы, тяжелый густой запах давно не мытого тела.
Щажард вздохнул, Тулей бросил в его сторону лютый взгляд. Щажард вздрогнул и уставился в стол. Двое стражей остановили закованного великана в пяти шагах от трона. Тулей пытался поймать взгляд пленного, но тяжелые колодки пригибали того книзу, заставляли смотреть в роскошные ковры.
– Ну что, Дунай, – сказал Тулей зловещим голосом, – что скажешь теперь?
Скованный исполин молчал. Тулей снова начал наливаться гневом, но сейчас опозоривший его Дунай вот он, никуда не денется, можно насладиться властью и унижением опозорившего его полководца, и он повторил уже спокойнее:
– Что скажешь, Дунай?.. Что скажешь, мерзавец, обесчестивший меня, страну, наши войска?
Дунай молчал, слегка покачивался на расставленных для равновесия ногах. Колода на нем из цельного столетнего дуба, а цепями можно приковывать тяжелые военные корабли – даже буря не порвет, но на великане они болтались с виду легкие, как ниточки.
Щажард пробормотал:
– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он уже осознал, осознал!
Тулей прорычал:
– Что скажешь, ничтожество? Он прав?
Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по укрытым ковром ступенькам.
– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.