Из глубин - Вера Викторовна Камша
Сквозь двойные рамы пробивались залихватские марши и обрывки команд. Ничего умного в голову не приходило. Сегодня уже ничего не придумать, а завтра с утра притащатся портной и сапожник, как будто для успешного царствования нет ничего важней каблуков и лент через плечо. Робер прикрыл глаза руками, эту его привычку уже заметили, ну и ладно.
– Монсеньор. – Почему, когда не выспался, даже шепот кажется криком? – Монсеньор, вы просили вам напомнить.
– Я помню.
Забудешь такое, как же! Альдо в очередном ритуальном припадке решил, что для встречи его высокопреосвященства Рокслея, хоть бы и командующего гвардией, мало, и у ворот Роз кардинала должен встретить глава Высокого Совета, каковым является Хозяин Круга. Увы, лицо Повелителя Скал еще не позволяло ему являть себя народу. Робер полагал, что ничего не случится, если в отсутствие Повелителя кардиналом займутся его вассалы, но сюзерен уперся. Герцога Окделла заменит его будущий зять, и никто другой.
Будущий зять тоскливо зевнул и набросил первомаршальский плащ, благо тот уже был готов. Генерал Карваль, бесившийся от одного вида новых мундиров, щелкнул каблуками и шагнул в сторону. Ну разумеется! Первым выходит маршал, величественным шагом минует галереи, спускается по лестницам, садится на верного коня, немедленно встающего на дыбы. Батальное полотно, да и только! И без того не лучшее настроение при виде коронационных тряпок и угодливых рож злобно фыркнуло и наподдало задом. Одна радость – кардинал из ордена Милосердия, о котором ничего плохого не скажешь. И все же Робер предпочел бы иметь дело с адептами Славы. Как-никак, святой Адриан приходился Эпинэ родственником.
– Монсеньор, какой прекрасный день, – красавчик Айнсмеллер вырядился в белое, с его-то привычками! Ублюдку надо в бордовое замотаться, чтоб кровищи видно не было. И маску кожаную напялить.
– День прекрасный, – произнес Эпинэ тоном, за который уважающий себя дворянин вызвал бы на дуэль, но Айнсмеллер лишь улыбнулся. Под темными усиками сверкнули безупречные зубы. Цивильный комендант Олларии был спокоен и удовлетворен, и Робер решил не спрашивать, как он провел утро.
– Граф Кракл предлагает устроить празднество для черни в Доре, – не отставал вешатель, – его величество нашел мысль превратить тюремные дворы в место гуляний весьма удачной. Дора станет символом перемен, к тому же там просто поддержать порядок.
– Да хоть в Лоре, – отмахнулся Робер, одновременно пытаясь не слишком нагрубить и поймать ускользающую мысль, – но я бы не выкатывал горожанам много вина.
– Мы ограничимся одним фонтаном, – согласился Айнсмеллер, – для мужчин. Женщины, дети и старики получат подарки от его величества.
– Не возражаешь? – мундир подоспевшего Удо украшала оранжевая хризантема, а под глазами лежали синие круги. Граф Гонт явно провел бессонную ночь, ну и слава Создателю.
– Возражаю? – пожал плечами Робер. – С чего бы? Но я бы выбрал дело повеселее.
– А может, мне покаяться захотелось? – предположил брат Рихарда. – Во грехах.
– Если во грехах, – согласился Эпинэ, – то конечно…
Появился Мевен, доложил, что гимнеты готовы. Робер кивнул, Мевен отъехал, фыркнул и переступил с ноги на ногу Дракко, в окнах второго этажа мелькнула статная фигура: Альдо проверил, все ли в порядке, и тут же отошел.
Запела труба, морискиллой разлилась флейта, грохнули барабаны. Эскорт его высокопреосвященства Левия тронулся с места строевой рысью по четыре всадника в ряд. Милосердие в окружении мушкетов… Милосердие, благословляющее палачей… Можно ли сильней оскорбить Создателя?
– Вы сегодня задумчивы, герцог, – заметил Айнсмеллер. Легкий ветерок играл белыми перьями, солнце дробилось на алмазном аграфе, хорошо под перчаткой колец не видно. Зрелища сверкавших на комендантских лапах рубинов Робер бы не вынес.
– Да, – огрызнулся Эпинэ, – я задумчив. Уверяю вас, мне есть о чем подумать.
– Но надо ли? – тихо, словно самому себе, сказал Удо. – Чем меньше думаешь, тем легче.
2
Талиг оказался именно Талигом, а не конфетной Талигойей. И радости от пришествия Раканов он не испытывал. Матильда смотрела на страну, которой собирался править внук, и видела закипающий котел. Не пройдет и пары месяцев, как нынешние победители угодят прямиком в суп. Со всеми потрохами. Матильда передернула плечами, словно ей стало холодно, и поймала сочувственный взгляд его высокопреосвященства.
– Замерзли? – клирик умело пододвинул к ногам спутницы дорожную жаровню. – Конечно, есть и другой способ. Порой к нему прибегают даже князья церкви.
Адриан точно прибегал. То, что Эсперадор пьет, знали лишь самые близкие. Такие, как Матильда Алати и епископ Левий. Вдовствующая принцесса подавила желание спросить у его высокопреосвященства, нет ли у него касеры. Ее собственная фляга осталась на попечении Лаци, равно как и Бочка, с которым Матильда была не в силах расстаться.
– Улыбаетесь? – заметил Левий. – Это хорошо. Сильные люди должны улыбаться, на этом держится мир. Сила сильных и слабость слабых – два крыла, которые несут Кэртиану. Если слабые обретут силу, а сильные впадут в слабость и недеяние, наступит конец всему. Смейтесь, принцесса! И держите порох сухим.
Твою кавалерию, что он несет? Даже Адриан с ней так не говорил, а ведь они были знакомы столько, сколько не живут. Целая жизнь и пять дней в дороге… Матильда поправила фальшивый локон и в упор спросила:
– Ваше высокопреосвященство, что вам нужно?
– Только одно, – пожал плечами клирик, – чтобы Великолепная Матильда осталась Великолепной Матильдой. Тогда у нас будет шанс остановить повозку над оврагом. Не поддавайтесь никому. Вы – старшая в роду, что бы ни вообразил ваш внук.
Такой совет мог дать только друг Адриана. Или сам Адриан, который был смел во всем, кроме одного. Ну за какими кошками он за все время их дружбы не дал воли ни языку, ни рукам? Ждал, что она придет первой? И она бы пришла, если бы догадалась, но проклятый клирик слишком ловко скрывал свои чувства. Вот и доскрывался… Стал Эсперадором и умер, а она осталась одна. Какая глупость – жить в одном городе со своей любовью, а спать с другими, а ведь достаточно было прийти и сказать: «Не уйду…»
– Все думаете, – рука Левия коснулась плеча Матильды, – а нас, между прочим, встречают. И я даже знаю кто.
Матильда тоже знала. Вернее, узнала, едва вылезла из кареты. Робер! Живой и здоровый. В алом с золотом камзоле и белом плаще.
Рядом с Иноходцем хмурился Удо Борн
