Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
– Сам-то не признался.
– Так нет у меня имени. Забыл я его, когда пошёл на службу к Кощею. Отработаю свой долг и на перерождение пойду. Там мне новое имя дадут. Так как звать-то?
– Василько.
– Отлично, хоть какое-то разнообразие. А то приелись уже эти Иванушки.
Василько так и не понял, долго они шли или нет. До того страж оказался болтлив. А за разговором время проходит быстрее.
Лунная твердыня оказалась теремом. Добротным, почти похожим на крепость. И каким-то не мрачным, что ли. Обычный терем, похож на княжеский. Только побольше.
– И что, стражи нигде нет? – спросил Василько, разглядывая ворота, распахнутые настежь.
– А от кого охранять-то? От бродячих? Так они и сами сюда не сунутся. Побоятся. Ну, давай, спроси меня. Вижу же, что язык чешется.
– Почему одни по домам сидят, а другие – бродят по дорогам, как неприкаянные?
– Так они неприкаянные и есть. Те, кого некому было проводить в последний путь и оплакать. Лесные тати, чьи кости в лесу животные растащили, самоубийцы и другие, подобные им. Но ты знаешь, что скажу? Раньше их больше было.
– Это ж хорошо?
– Как сказать. Раньше тем, кто при жизни вёл себя недостойно, в проводах отказывали. А теперь, со сменой власти, почти каждого провожают. Грехи отпустят – и в путь.
Так за разговором они прошли двор и вошли в терем. В тереме почему-то пахло свежим, горячим хлебом.
Они остановились возле расписных двустворчатых дверей.
– Ну всё, – молвил страж, – дальше мне ходу нет. А ты иди вперёд и ничего не бойся. Был рад с тобой поговорить. А то мертвецы, они знаешь, не слишком болтливые.
На том и расстались. Страж развернулся и пошёл охранять свой вечный пост, а Василько отворил одну створку и мышью скользнул внутрь.
Кощей ждал его, сидя за длинным столом, сложив руки замком и пристально смотря на Василько. Вот тут парню стало действительно жутко, потому как Кощей, в отличие от терема своего, оправдывал все ожидания.
Он был стар, сух, жилист. Казалось, стоит подуть малейшему ветерку, и Кощей рассыпется в прах. Но то, как сидел он, как держал спину, несмотря на тяжёлую кольчугу из чёрного металла, говорило, что силы в нём ещё много.
Черты лица Кощея были острыми, жёсткими, злыми. Морщины покрывали его, будто шрамы. Не было у него ни волос, ни бровей, ни ресниц. Глаза, чёрные, бездонные, смотрели без злобы, со спокойным интересом.
– Ну, здравствуй, добрый молодец, – голос был совсем не старческий. Громкий, удивительно низкий, басовитый.
– Здравствуй…те. Кощей-батюшка, – Василько замешкался и поклонился ему в пол.
– Ну надо же, – Кощей хмыкнул по-доброму, – неужель вас там, наверху, наконец воспитывать начали. Научили уважению к старшим.
Василько смутился. Отчего-то совестно ему стало за поведение своё у Яги под спокойным взглядом чёрных глаз.
– Ну, да ладно. Присаживайся, в ногах правды нет. Поесть не предложу – нечего у нас, а то, что есть – то живым не предназначено.
Парень сел за стол, а Кощей продолжил:
– Знаю я, зачем ты пришёл. Дошли до меня тревожные новости. С моей стороны было бы глупо отказывать тебе и всему твоему роду в помощи. Вопрос в том, готов ли ты её принять?
– От чего же не готов? Готов.
– Подожди. Не перебивай. Яга – стара и мудра. Но недостаточно. Сколько их на моём веку сменилось – не перечесть, и все как одна достойные женщины, исправно несущие службу мирозданию. Однако же даже ей не дано знать всё. Я мог бы покинуть свой чертог, но не могу нарушить закон, который сам же и писал. Но отдам тебе меч. В нём часть моей силы и часть меня.
– Благодарю…
– Рано благодаришь. Силы в мече много, слишком много, чтобы слабое человеческое тело смогло её сдержать. Понимаешь?
– Я… умру?
– Да. В любом случае. Не могут смертные дотрагиваться до божественных вещей, ничем за это не заплатив. Потому, ежели согласишься – умрёшь, как только доберёшься до белой ведьмы. Как её одолеть – не твоя забота, часть меня будет с тобой. Ежели откажешься – то всё равно умрёшь, но чуть позже. Когда белая ведьма доберётся и до вашего княжества.
– Так что же получается? Соглашусь – сам сгину, не соглашусь – всё княжество за собой потащу?
– Получается, что так.
– А Федорушка? Дети?
– Хочешь знать, что будет с ними, если не станет тебя? Не пропадут, её отец помогать станет, твой, пока живы. А там и Степан в возраст войдёт, станет защитником и добытчиком для своей семьи. Сначала он – потом Елисей. Что смотришь на меня? Так Федора сына назовёт, коли не станет тебя. И умрут они не тогда, когда белая ведьма пожелает, а когда их срок придёт. Ты их дождёшься. Впрочем не буду больше ничего говорить, и так лишнее.
– А мне – достаточно. Я согласен.
* * *
Осунувшаяся, посеревшая от горя женщина упала на колени.
– Я прошу вас… к… княгиня-матушка… – рыдала она не красиво, по-бабски. И без того широкий нос поркраснел и распух, мешки под глазами налились в уродливые складки. – Сделаю всё, что пожелаете. Заберите меня. Не трогайте её.
– Чем ты можешь быть полезна? – Астрид поёрзала, устраиваясь удобнее на княжеским троне. Хоть она и не была ни княгиней, ни матерью для этого народа, обращение льстило. Она смогла поставить на колени этот непокорный народ. – Будешь служить мне верой и правдой?
– Буду! – женщина попыталась подползти к трону, но стражники её остановили.
– Будешь говорить всем и каждому, что я ночей не сплю, щитом стою за княжество перед нечистью?
– Буду! Всё, что хотите, скажу! Чёрта рогатого восхвалять стану!
– Нет, это лишнее, – в уголках пухлых губ заиграла полуулыбка. – И доложишь мне, ежели увидишь что-то странное, направленное против меня?
– Всё скажу без утайки, каждый день буду приходить сюда с новостями!
– Ладно. Забирай свою дочь и уходи со двора. И помни об уговоре.
Женщина, уже и не надеявшая на успех от приёма, перестала дышать. Всхлипы на мгновение прекратились, чтобы возобновиться вновь вперемешку со словами благодарности и обещаниями сделать всё, чтобы «княгиня-матушка» была довольна.
Она удалилась, а Астрид устало откинулась на спинку трона. И как она не подумала об этом раньше? Скольких проблем удалось бы избежать. Не учла, что глупые русы не впадают в благоговейный трепет от одного упоминания вёльв.
Всё пошло наперекосяк, когда девчонка сбежала вместе с Ингве и частью её, Астрид, амулетов. И кто-то могущественный расколдовал непокорного норда.
