Канцелярская крыса. Том 2 - Константин Сергеевич Соловьев
Но что за каприз судьбы свел их вместе? Герти надеялся, что этот слой его мыслей скрыт от невидимого собеседника. Полковником Уизерсом его нарек «Лихтбрингт», безумная счислительная машина, на тот момент уже пребывавшая в лапах Сатаны. Но очевидно, что и сама машина, и Сатана были порождениями острова, одним из проявлений того «фактора невозможного», о котором толковал Брейтман, следствием очередного перевода часовых стрелок. Остров просто показывал ему различные свои лики, то ли пугая, то ли пытаясь смутить, то ли попросту развлекая себя, как дурачится ребенок, по случайному принципу собирая вместе свои игрушки. Лишь в детской игре деревянная утка всегда может выпить чаю с игрушечным карапузом, а оловянный солдатик – побиться с нарисованным драконом…
Возможно, он тщетно ищет логику там, где она значится среди лженаук и не имеет никакого касательства к окружающему миру. Возможно, никакой логики здесь и нет.
Еще одна горькая мысль ввинтилась червячком в сознание. Мысль о том, что настоящий полковник Уизерс при всех своих достоинствах все же наивен. Он все еще полагал, что заточение в тюрьме под названием «Герти Уинтерблоссом» может быть его наградой за упорство. Но Герти доподлинно знал, что это было наказание. Изощренная пытка Нового Бангора, придуманная для того, кто проявил слишком много настойчивости, охотясь за Левиафаном.
Что может быть ужаснее для решительного, деятельного и бесстрашного человека, чем бесправное заточение в сознании того, кто привык дышать канцелярской пылью и отроду не поднимал ничего тяжелее чернильной ручки? Того, кто самым ярким приключением полагает поход в итальянский ресторан, а опасности предпочитает изучать исключительно при помощи «Трибьюн» или «Таймс», а вовсе не с винчестером в руках. Это то же самое, что подсадить душу викария в тело разбитного ловеласа или душу выдающегося ученого – в тело шахтера из Ньюкасла. Если разобраться, тюрьма «Герти Уинтерблоссом» – худшее, что могло произойти с полковником. В ней нет надзирателей и ледяных карцеров, но в ней есть то, что несопоставимо хуже. Бездействие.
Задумавшись, Герти не сразу заметил, что в его голове стоит тишина. После получасовой мысленной беседы эта тишина с непривычки казалась пугающей. На миг он сам ощутил себя ребенком, брошенным родителями в пустом и гулком доме.
«Полковник Уизерс! – робко позвал он, стараясь не шевелить губами. – Вы еще тут?..»
«Фаршированный судак! Конечно тут, куда же я еще денусь! – Полковник и не пытался скрыть презрение. – Только не думай, что я задержусь на чай. Я не всегда могу достучаться до тебя. Это, видишь ли… Как выныривать с глубины. Мы с тобой в разных слоях. Можно перекрикиваться, но никогда не знаешь, что выйдет. Иногда я тебя не слышу, иногда ты меня. Только сейчас и поговорили… Может, еще доведется, как знать… Только позже…»
Герти с испугом понял, что голос полковника истончается, слабеет. Вместо прежнего уверенного рокота он звучал едва слышным шорохом, как песок в приливной волне. Видимо, сила, позволявшая ему дотянуться до своего носителя, была не бесконечной. Слишком долгой получилась беседа, слишком много сил потрачено.
«Устал я, – полковник тяжело вздохнул, уже едва слышимый. – Упрямый же ты сукин сын, Уинтерблоссом, совсем вымотал старика…»
«Подождите! – Герти едва не вскочил вновь. – Подождите, полковник! А как же я?»
«А что с тобой, Уинтерблоссом?»
«Меня все еще собираются сжечь! Вы, кажется, говорили, что вы знаете способ сбежать отсюда?»
Голос полковника уже казался треском крыльев легкого ночного мотылька.
«А ты, кажется, в нем усомнился?»
«Я согласен! – выпалил Герти, молитвенно сжимая руки. – Что мне делать?»
«То, что я делал всегда, когда оказывался в дрянном положении. Используй то, что есть под рукой. Однажды на Суматре мне удалось заколоть леопарда, использовав клюшку для гольфа и кусок проволоки».
«У меня ничего нет!»
«Ерунда. Проверь карманы».
Герти торопливо разложил перед собой все содержимое карманов: горсть бесполезных патронов и бумажник. Ни то ни другое не выглядело достаточно внушительным, чтоб играть роль оружия или ключа. К его удивлению, полковника это ничуть не смутило.
«Отлично. Достань из бумажника чистый лист. Разверни. Надеюсь, ты умеешь сворачивать самокрутки, а?..»
«Я н-не курю».
Полковник испустил вздох – тяжелый, хоть и едва слышный.
«В Новом Бангоре триста тысяч душ, а меня угораздило попасть к этакому слюнтяю… Ладно, я все объясню, а ты слушай внимательно. Это просто…»
Полковник не соврал. Действительно, оказалось несложно.
* * *
Это было похоже на настоящую церемонию. Да и было ею. Угольщики не спешили наброситься на Герти толпой, они выстроились двумя шеренгами, образовав живой коридор, ведущий к трону, – ни дать ни взять герольды, встречающие прибывающего монарха. Наблюдая за тем, как Герти выбирается из клетки, разминая затекшие ноги, они скалились и пихали друг друга обугленными конечностями.
– Шагай, Ваше Величество! – Кто-то больно ткнул его в спину кулаком, состоявшим, кажется, из острого пучка закопченных костей.
Наверно, они ждали, что Герти начнет сопротивляться, цепляться пальцами за решетку, молить о помощи. Если так – им предстояло серьезно разочароваться. Герти выбрался из клетки с видом если не короля, то наследного принца, покидающего комфортабельную карету. И сам сделал шаг вперед, к трону.
Угольщики выли за его спиной, бормотали на смеси английского с маори, желая ему, по всей видимости, долгих мучений. Герти не вслушивался. Отчасти потому, что все его силы уходили на то, чтобы сохранять спокойствие, тающее точно шарик ванильного мороженого, оставленного в вазочке. Он больше не ощущал присутствия полковника. Старый авантюрист пропал без следа, оставив лишь сосущую пустоту в той части сознания Герти, которую он недолгое время занимал. Возможно, погрузился в те глубины, где Герти не мог его слышать. Или же стал первым заключенным тюрьмы «Уинтерблоссом», обретшим свободу. Герти хотелось в это верить.
– Тере! Тере! – Кто-то с хохотом отвесил ему пинка пониже спины, заставляя шевелиться быстрее. – Не смущайся, сыряк, двигай! Сейчас твоя белая шкурка порозовеет! Ух и запах пойдет!
– Перцем его натрите! – ухал другой, с выжженными дотла глазами.
– Дровишек надолго хватит, ты не бойся.
Дров и в самом деле было запасено с избытком, груда вышла выше человеческого роста. Угольщикам, должно быть, пришлось немало постараться, собирая ее по щепкам со всех концов Ржавого Рубца. И теперь они готовились славно повеселиться, наблюдая за тем, как бледный сыряк ощутит на своей шкуре все то, что они терпят годами.
Герти не смотрел на них. Его взгляд прилип к трону, как кусок теста прилипает к раскаленной добела сковороде. Трон еще не был разогрет,
