Мы остаёмся жить - Извас Фрай
– Какой?
– «Хер с тобой» с Димой Вальски в главной роли. Всего тебе хорошего, чего бы там с тобой ни случилось.
Он ушел. Я заглядывал в глаза призракам и видел в них лишь бесконечно одинокую ночь – пустую, как белки их безразличных ко всему очей.
Возможно, в чём-то этот странный и подозрительный охранник был даже прав. Возможно, даже слишком во многом, как для простого ночного сторожилы. О чём-то таком я и сам не раз задумывался, хоть и не говорил об этом вслух. Но ещё тогда, в «Утомлённом солнце», с первого взгляда я уже знал, что она способна на такое путешествие. Если бы я имел право классифицировать всех, кого когда-либо встречал, то я разделил бы их на три типа. Первые – живут для других; у них мало близких друзей, зато их имена известны многим – даже тем, кто никогда не видел их в лицо. Вторые – живут ради тесных компаний; эти счастливее остальных, потому что всегда могут найти общий язык с каждым, в их обществе всегда легко и весело; они постоянно хотят быть с кем-то и не выносят одиночества, но им легко, потому что они всегда находят себе хотя бы одного спутника, хотя бы на один день. Третьи – живут даже не для себя; они, скорее, заблудились во внутренней стороне своей мечты. Их трудно назвать самыми несчастными, потому что счастье для них имеет совсем именное значение, чем у всех остальных. Мечтатели, которые не признают существования всех остальных. Я вижу таких людей сразу. Они могут скрываться под масками первых или вторых; но себя им обмануть, в конечном итоге, не получится. Они – единственные стрелы, выпущенные в меня смертью, которые имеют шанс долететь до своей цели. Смерть берёт свой лук и пускает их в меня. Жизнь бесконечно тянется, ведь кажется, что чем ближе ко мне стрела – тем дальше я от неё. Но когда-нибудь, она долетит.
Я сижу, упав лицом в ладони, уперев локти в колени. Ночь подходила к концу. Единственное, что доносилось до моих ушей – был уже известное гудение автомобилей вдали, шорох травы на ветру и глухой визг насекомых. Отражённый свет долетал до моих глаз, спускаясь с окрашенных в тысячу синих цветов небес. На горизонте медленно загорался фонарь, освещающий путь.
Обычно, новый день я встречаю так, как простой человек новую секунду – кто будет радоваться ещё одной секунде, продолжающую его жизнь?! Но теперь, я позволил глазам жадно глотать каждый лучик света, в надежде прочесть хоть в одном из них, что я не ошибся в выборе своей спутницы.
Сколько бы сотен лет ни было у меня в запасе – ждать вечно я не мог себе позволить, не в этот раз. Особенно, если ожидать того, чему не суждено произойти никогда. Восход солнца остаётся одним и тем же вот уже почти три тысячи лет – я ручаюсь за каждый. Многие в городе ждут звон будильника с трепетом. Никому из них и в голову не придёт просто любоваться небом, которое наблюдало за человечеством сто тысяч лет спустя, и будет наблюдать ещё сто тысяч лет назад. По сравнению с ним, даже я – как стрекоза-однодневка, уж что и говорить про остальных.
Я погасил последнюю сигарету, которую оставил мне охранник, о бордюр. Я встал и размял ноги перед долгим путешествием. Солнечный свет по-прежнему слепил мне глаза – только теперь намного сильнее. Я надеялся, что развернувшись к этой надоедливой небесной лампе спиной, ничего кроме дороги вокруг себя я больше не увижу. Пора в путь.
Но далеко я уйти не успел. Кошмар спидометров, на полной скорости меня догнал автомобиль. С водительского сидения на меня глядело то самое создание, сомнений в котором я не испытывал никогда. И не испытаю. Она остановилась напротив меня и дважды посигналила.
– Эй, запрыгивай, давай!
И мы рванули с места, даже не подозревая, как быстро нам придётся вернуться обратно.
Охранник не сводил с нас глаз, пока мы не исчезли. Он оставлял за собой горы окурков не из-за привычки и не потому, что ему это нравилось. Это был его образ – ещё один, с которым он справился безупречно. Этого человека я видел уже не раз – и всегда с новыми лицами. А сам он никогда не переставал ждать нашей последней встречи. Правила игры, в которую он мен впутал, я узнал лишь столетие спустя. А пока, я полностью находился в его власти; и всегда был. Я был слишком озабочен самим собой, чтобы вырваться на свободу.
Я бросил взгляд вниз, под сидение. Глаза сообщили мне о странном предмете, напоминающем тряпку, непонятно что забывшую там. Я нагнулся, чтобы поднять её. Убедился, что я ошибался. Мне пришлось поднести предмет поближе к лицу, чтобы внимательнее его рассмотреть – что-то он точно мне напоминал. Сложно сказать, как точно я смог узнать, что это было. Ещё сложнее даже предположить, как это могло здесь оказаться. Но не оставалось никаких сомнений: это – была шапочка Рудольфа, которую он потерял перед тем, как американские войска ворвались в город. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не закричать. Но приглушенный крик всё же вырвался у меня из горла.
И в этот же миг, Катя не справилась с управлением на высокой скорости и вылетела с дороги на обочину. А машина продолжала двигаться – теперь уже независимо от нас.
Интермедия Пятая
– О, ты подстригся, – услышал я от неё, стоило мне только ступить за порог, – приятно думать, что ты хоть для кого-то стареешься выглядеть красиво.
Да, всё время я принимаю то мелкие решения, то глобальные. Но с тех пор, как две тысячи лет назад я отправился в путешествие с Флавием Тиберием в поиски Аппия Примула, я практически ни одно своё решение не принимаю в пользу окружающих, даже если хочу им помочь. Новая стрижка – не исключение.
– Знаешь, я никогда так много не путешествовала, – теперь, она смотрит на меня сквозь полный стакан воды и думает, что видит всю правду, – я мало чего по-настоящему запоминаю и ещё меньше вспоминаю. Но, кажется, я начинаю припоминать, за что когда-то
