Гай Орловский - Любовные чары

— А если взять его, — поинтересовался я, — привести в вашу ментовку… или она теперь полицовка?.. А там вы уже выбьете своими привычными методами. Ну там ногами по ребрам, пальцы в дверь…

Она вздохнула.

— Я тоже, когда смотрю на тебя, мечтаю о таком. К сожалению, у нас в комнате для допросов все пишется со всех четырех сторон. А в суде сперва внимательно смотрят, не было ли давления. Как будто от тебя можно что-то получить без давления!

— Злая ты, — сказал я с одобрением. — Это хорошо. Автомобиль хоть и полицейский, но умело выбирает самые короткие маршруты, проскакивал через дворы, однажды вроде бы даже проехал через детскую площадку, я покосился на Мариэтту, заметила или нет такие вольности, но, возможно, власти себе и не то позволяют, кто бы из нас ни охамел, окажись у руля.

В участке в мою сторону покосились с некоторым интересом, но посмотрели на хмурую Мариэтту и заговаривать не рискнули. Хотя, конечно, в наше благополучное, каким его считают, время даже тех, кто раньше имел право на оружие, ограничивают и прижимают, так что всякий новенький, получивший право даже на ношение, вызывает внимание.

Мариэтта усадила меня за свой стол, комп включился по ее жесту, на экране вспыхнула заставка «Игры для младших».

— Ух ты, — сказал я, — вот во что режешься на службе?

— Это для тебя, — объяснила она. — У меня комп определяет интеллектуальный уровень того, кто садится в кресло.

— Здорово, — сказал я. — Тебе он ставит тыщу по айкью?

— Мы говорим о тебе, — ответила она. — Знаешь, я уже насмотрелась на придурков вроде тебя, что не живут, а существуют, не слезая с дивана, и общаются только с себе подобными… И такие остроумные, приколистые, везде хаханьки, смешки, как бы юмор, откатанные словечки и остроты…

Она остановилась, словно споткнулась, я сказал поощрительно:

— Ну-ну, давай фаталити.

— Однако же, — произнесла она с некоторым сомнением и долей изумления, — у тебя в самом деле что-то есть из того, над чем хихикаешь. Не понимаю. Как такое могло случиться?

Она смотрела требовательно, я в самом деле ощутил себя как-то не весьма, развел руками.

— Знаешь… скажу правду, но вряд ли поверишь…

Она ответила очень серьезно:

— А ты рискни. Я вообще-то девушка очень доверчивая.

— Тогда слушай, — сказал я тяжело. — Все так, как ты и сказала. Такой я вот диванный фанат, а это еще хуже, чем диванный стратег, что все на свете знает и указывает правительству, как рулить страной правильно и мудро. А я указывал только, как пройти по краю, кому паснуть, чтобы гол в верхний правый угол… И ничего больше не желал, мне и так было хорошо.

Она кивнула, понимая, таких много, а с заменой автоматизацией таких вот хомячков становится все больше, это понятно, хрюкай дальше.

— И вот однажды, — сказал я несчастным голосом, — является мне Господь… хотя нет, Господь никому не является, явился ангел Исрафил и сказал мне трубным гласом, глас — это такой голос, громко и весьма как-то повелительно: «Вручаю тебе Силу, существо!.. И можешь ею пользоваться!»

Она помрачнела.

— Ну-ну.

— Я вскричал тоже трубно, но не так трубно, а менее трубно: «Как? Я Избранный?» Он поморщился, даже скривился, их тоже достали этими избранными, говорит: ни фига, тебе лишь вручена Сила». И тут же исчез, чтобы я больше ничего не спрашивал. Поняла?

Она покачала головой.

— Поняла, что брешешь. И, как всегда, все сводишь к дурацким шуточкам.

— Какие шуточки, — сказал я тоскливо. — Я никакой не Избранный, даже не избранный, но у меня Сила, которой могу пользоваться, а могу и не. Могу всю жизнь все так же не слазить, а то и не слезать с дивана. И как поступить? Я уже советовался с табуреткой, но для нее вопрос был сложноват…

Она фыркнула.

— Проблема?

— Еще какая, — подтвердил я. — Когда у тебя появляется Сила, то вроде бы как-то оставаться на диване уже не личит. А если все-таки слезешь, то это же не совсем я, потому что настоящий я только на диване!.. Вне дивана я уже ненастоящий.

Она фыркнула.

— А если наоборот? Только вне дивана ты и настоящий?

Я уперся в нее взглядом. Разочарована, ожидала более правдоподобного объяснения, ну там каких-то особых тренировочных лагерей для сверхсекретных агентов особой одаренности, а сейчас просто обрывает крылья моей дурацкой фантазии…

— Настоящий, — пробормотал я. — А что такое настоящий?.. Когда я ненастоящий, то это философствующий сибарит на диване, а когда настоящий… то дикарь с атомной дубиной в руке? Да не просто дикарь, а питекантроп, которого вовсе не ужасают эти убийства и смерти, что должны ужасать современного просвещенного и культурного человека?

Она хотела что-то сказать, явно злое и возражательное, но запнулась и посмотрела как-то странно внимательно.

— А в твоем бреде что-то есть…

— Ой, спасибо!

— Но все равно бред, — отрезала она. — Ангелы ему, видите ли, являются!

— А что?

— Рылом не вышел, — заявила она. — Им стоит увидеть только твою Аню, чтобы больше никогда не смотреть в твою сторону! И вообще вычеркнуть тебя из всех списков и подчистить тэги.

— Да что ты прицепилась к Ане, — сказал я слабо. — У всех мужчин есть эти Ани или Светы… Не ревнуй, они для того, чтобы нам жизнь украшать, а ты — чтобы портить. Вы разные, не пересекаетесь.

Она сказала жестоко:

— Когда я появляюсь, она должна быть в ящике, как Дракула!.. И выключена. Я не любительница триангла.

— Хорошо, — ответил я торопливо, — но тогда ты должна быть и ею… Конечно-конечно, оставаясь и со своим гадким характером.

Она отмахнулась.

— Ладно, проехали. Насчет Исрафила это у тебя мания величия, но ты в самом деле быстро меняешься. Мой психомер придется отключить или перекалибровать, а то зашкаливает, когда на тебя смотрит.

— Может, и мания, — сказал я невесело, — может быть, это был Эсраил или Сарафиил, но проблема в том, что Сила вручена не совсем тому, кому следует! Это я признаюсь тебе честно и пока никто не слышит, а для других я герой на белом коне… конь — это такое животное, на нем в дикую старину ездили.

Она огрызнулась:

— Я знаю, что такое конь!.. Все, я получила результаты, теперь заедем еще к одному человеку. Как он скажет, так и сделаем.

— Такой умный? — спросил я.

— Ум тут ни при чем, — огрызнулась она. — Была бы я умной, стала бы вот так с тобой, когда можно просто придушить?

За столами снова подняли головы, но когда мы оказались на улице, я распылил пистолет и кобуру, мешают на сиденье.

Мариэтта подозвала автомобиль, в нетерпении оглянулась.