Александр Ломм - Ночной Орел
— Да, герр… полковник… — промямлил профессор Гляйвиц.
— Только майор, — поправил его Локтев и пристально посмотрел на гестаповца: — А вы, штурмбаннфюрер Коринг?
— Если вы представитель регулярной армии… — начал было Коринг, но Локтев властно оборвал его:
— Не рассуждать! Мы представители народа, и этого более чем достаточно, чтобы повесить вас без суда! Вы будете отвечать на вопросы?
— Буду, герр майор, — испуганно пробормотал гестаповец.
— Отлично! От вас, Коринг, требуется только одно — дать подробный план лаборатории «HV» с тайным ходом, минными заграждениями и местом, где заложена взрывчатка для ликвидации виллы. Кстати, где выход из тайного хода?
— В Петршинском парке, возле самой Голодной стены, в пятнадцати метрах книзу от центральной аллеи, — чётко, без запинки отрапортовал Коринг.
— Хорошо, мы сегодня же проверим. А теперь садитесь к столу и займитесь планом!
Коринг сел за стол и склонился над листом бумаги. За спиной у него стоял Горалек с пистолетом в руке. Локтев обратился к Гляйвицу:
— А вы, профессор, расскажите нам подробно о деятельности вашей лаборатории и о состоянии людей, которые находятся в ней в качестве заключённых. Я имею в виду доктора Вацлава Коринту и советского сержанта Ивана Кожина!
Гляйвиц вздохнул и начал рассказывать…
Допрос арестованных растянулся на три часа. Потом Влах снова связал им руки и отвёл в чулан, где они до самого утра просидели на скамейке, размышляя о своей участи. Утром пришла машина из подпольного центра и увезла профессора и гестаповца в расположение ближайшего от Праги партизанского отряда.
А группа Горалека — Локтева, получив ценные сведения, развернула лихорадочную деятельность, результат которой не замедлил сказаться на положении секретной лаборатории «HV».
20
Доктор-инженер Шумахер сидел в директорском кабинете за директорским столом, но вид у него был не директорский.
На столе, оплывая стеарином, сиротливо чадила свеча. В полумраке кабинета, кто на чём придётся, расположились научные сотрудники лаборатории, командир СС-группы шарфюрер Шмидт и трое младших эсэсовских чинов.
— Положение у нас, господа, совершенно нелепое, — нервно вытягивая тощую шею, говорил доктор-инженер Шумахер. — Прошло уже трое суток с тех пор, как нас покинуло наше руководство, а за это время нам ни разу не удалось связаться с нашими властями в городе и получить хоть какие-нибудь инструкции! Телефонные и электрические провода обрезаны, а курьеры с пакетами пропадают бесследно. У нас был в запасе тайный ход, по которому мы могли незаметно покинуть лабораторию, но мы лишились этого хода. Вчера шарфюрер Шмидт лично обследовал подземный коридор и обнаружил, что выход из него завален и заминирован. Водопровод и газ пока действуют, но с продовольствием дело обстоит очень плохо. Мы не готовились к подобной изоляции и не делали никаких запасов. И вот вам результаты: сегодня мы обедали мясом подопытных животных. Дальше такое идиотское положение продолжаться не может. В столе профессора Гляйвица я нашёл тайный приказ, в котором говорится, что заключённых доктора Коринту и Кожина вкупе со всеми материалами надлежит срочно переправить в город Пильзен. Этот приказ мы обязаны выполнить. У вас есть какие-нибудь предложения, господа?
— У меня есть предложение, — первым отозвался шарфюрер Шмидт.
— Прошу вас, герр шарфюрер!
— Какого чёрта мы ждем каких-то инструкций, а при этом боимся высунуть нос за ворота лаборатории! Город ещё наш, проход на Пильзен свободен. Нам следует погрузиться на машины и открыто выехать за ворота под охраной пулемётов и автоматов. Хотел бы я посмотреть на того, кто вздумает нас остановить!
Шумахер отчаянно замахал руками:
— Не то, не то, герр шарфюрер! В приказе сказано: «Переброска заключённых и материалов должна быть совершена абсолютно тайно, во избежание возможных стычек с бандами подпольщиков или партизан». А вы хотите открыто выехать за ворота! До Пильзена около двухсот километров, а партизаны теперь всюду. Мы и половины пути не успеем сделать, как нас всех перестреляют, несмотря на все наши пулемёты и автоматы!
— Но сидеть здесь нам в любом случае нельзя! — упрямо ответил шарфюрер. — Мы всё равно обязаны покинуть лабораторию и ликвидировать все следы нашего в ней пребывания! Передадим заключённых главному управлению гестапо, и пусть там с ними, делают, что хотят.
— Мне кажется, герр шарфюрер говорит дело, — проскрипел из тёмного угла профессор Гибнер. — Все умные люди умывают руки и незаметно исчезают из этой идиотской лаборатории. Ушёл магистр Лариш-Больц, ушли профессор Гляйвиц и штурмбанфюрер Коринг. Даже курьеры удирают куда угодно, лишь бы не возвращаться в лабораторию «НV». А начальство? Почему оно нами вообще не интересуется? Да потому, что ему наплевать на нас и на нашу лабораторию!
— Начальство может не знать, что мы всё ещё находимся здесь.
— Нужно уходить, господа! — снова заговорил шарфюрер Шмидт. — Сидеть здесь равносильно капитуляции. Всё равно придут русские и накроют нас в этой западне…
— У меня есть другое предложение! — крикнул вдруг доктор Пельц.
— Какое, говорите!
— Агравин! Да-да, господа, агравин! Мы должны заставить доктора Коринту приготовить хотя бы одну дозу агравина и отправить курьера ночью по воздуху!
В последующие ночи Коринта занимался тем, что запускал с крыши виллы эсэсовцев, начиняя их огромными дозами агравина. Здоровенные детины впадали сначала в оцепенение, а потом с пакетом за пазухой уносились в чёрное небо, где и пропадали бесследно.
21
Ситуация в лаборатории «HV» становилась всё более тревожной. Отправленные по воздуху курьеры пропали бесследно, как и те, которые выезжали на мотоциклах или уходили пешком. Шарфюрер Шмидт неистовствовал. Он каждый день клялся, что пристрелит заключённых, взорвёт виллу и вернётся с оставшимися людьми в свою часть, в 276-й эсэсовский полк. Среди научных сотрудников началась тихая паника. Боясь ответственности за действия взбесившегося шарфюрера, они один за другим стали тайно, покидать лабораторию. В конце концов, из всех научных сотрудников остался один доктор-инженер Шумахер, которому жалко было бросать свой директорский пост и который надеялся, что всё ещё обернётся к лучшему.
Однажды утром кто-то швырнул во двор лаборатории пачку газет. Часовые подняли ее и осторожно развернули. Это был экстренный выпуск «Фёлькишер беобахтер». Всю первую страницу занимал портрет Гитлера в чёрной рамке. Дальше шло сообщение о том, что «фюрер пал смертью храбрых на своём посту» и что «судьбу империи он передал в руки адмирала Деница». Затем следовали обычные призывы к спокойствию, стойкости.
