Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Дороже? — на всякий случай переспросил Федя.

— Обязательно! — не смог удержаться от улыбки Будищев, после чего продолжил рисовать захватывающие перспективы, — как расторгуемся, будет тебе денежка и на свой дом, и на обзаведение, и на свадьбу с Аннушкой, если не передумаешь, конечно. А то глядишь, в первую гильдию выйдешь и сам на купчихе женишься!

— Нет, я Анну не брошу, — насупился парень.

— Молодец, — с деланым безразличием похвалил его прапорщик, досадуя, что пошутил на эту тему.

Как ни прост был Федя, но он давно заметил, что его товарища и Люсию Штиглиц тянет друг к другу и… сердце его раздиралось на части! Не то чтобы он не желал Дмитрию счастья и богатой невесты. Нет, но простой ярославский парень отчего-то чувствовал себя виноватым перед Гесей. Когда-то давно в Болгарии она ухаживала за ним в госпитале, потом они почти сошлись с Будищевым, но из-за не вовремя распустившего свой длинный язык Шматова расстались.

И вот, когда его лучшие друзья, которых он искренне любил, наконец, могут быть вместе, появилась другая. Нет, госпожа баронесса, конечно, барышня не злая и из хорошей семьи, не говоря уж о полагающемся ей приданом. Шутка ли, дочка царского банкира! И при всем при этом, она, как и Геся, перевязывала ему раны, ухаживала за ним, и если не меняла белье, и не кормила с ложечки, так только оттого, что рана его оказалась на сей раз, не так тяжела, как в Балканской войне.

И что же теперь делать?

— В общем так, — поспешил вернуться в деловое русло прапорщик. — Все вырученное — пополам! Ну, Дееву долю выделим. Он должен к тебе людей приводить.

— За что это ему долю? — возмутился Шматов, явно ревновавший своего старого друга к новому вестовому. — Без году неделю служит, а сразу долю!

— Гля ты крыса! — засмеялся Будищев. — Хотя, вижу купец из тебя получится!

— Чего сразу крыса? — сбавил обороты бывший денщик. — К тому же у меня, то есть у нас, и денег толком нет. Две тыщи с мелочью это же курям на смех!

— Это ты так думаешь, — ухмыльнулся прапорщик и вытащил из-под походной кровати ящик.

До сегодняшнего дня Федор был уверен, что в нем хранятся патроны. Иногда, правда, у него возникал резонный вопрос, зачем их так много? Но Дмитрий говорил в таких случаях, что запас карман не тянет и вообще, таскает его на горбу верблюд, а он вроде не жалуется. И вот теперь, здравствуйте-пожалуйста! В ящике оказался цинк, а в нем сумка полная монет и мелких купюр разного достоинства. Гривенникии полтины в мешочках, рубли с трояками в небольших пачках, перевязанных бечевкой, все ждали своего часа, который, наконец, пришел. А еще там лежал безмен.

И вот теперь, вольный купец Шматов, восседал возле кучи добра, которое тянули к нему со всех сторон солдаты, казаки и матросы, взвешивал принесенное и отсчитывал деньги. Поначалу он греб все подряд. Валил в кучу ковры, конскую упряжь, разную утварь и оружие, не забывая, впрочем, торговаться.

— Побойся бога! — выговаривал он конопатому солдатику, притащившему под мышкой большой кувшин. — Ен у тебя помятый, сто лет нечищенный, да еще разобраться бы с какого он серебра?

— Армяням унесу! — насупился служилый.

— И они тебе ажно десять рублев за пуд отсыплят, — парировал новоявленный Шейлок. — Ладно, где наша не пропадала, беру!

Скупка шла настолько успешно, что от прочих маркитантов несколько раз прибегали подручные и недобро косились на новоявленного конкурента. Но замечавший их Федор в ответ только внушительно поправлял висевшую на поясе кобуру с револьвером и продолжал заниматься своим делом.

Впрочем, скоро он заметил, что гора вещей выросла до совершенно неприличных размеров, а сумка с деньгами настолько же похудела. Почесав репу, парень здраво рассудил, что имеющихся в его распоряжении ресурсов на все по любому не хватит и стал брать только самые дорогие вещи, ну или те, которые казались ему таковыми.

— Не, ковров более не надоть, — отмахивался он. — Солить их штоле? К тому же они у тебя пулями трачены. Не буду брать!

— Ну-ка покажи, любезный, свой товар? — попросил у солдата случившийся рядом Студитский.

Тот охотно отвернул край своей добычи и в глаза доктора бросился очень редко встречавшийся у местных мастеров орнамент.

— Сколько желаешь получить за него? — заинтересовался врач.

— Пятнадцать рублев, — буркнул нынешний хозяин раритета, памятуя, что за бутылку водки торговцы дерут аж десять целковых, а надобно еще и закусить.

— У меня есть только двенадцать, — с сожалением заметил доктор, пересчитав содержимое бумажника.

— Давайте, ваше благородие! — выпалил продавец, бросив в сердцах шапку оземь.

— Обмишулились, Владимир Андреевич! — весело крикнул Федор, все это время краем глаза наблюдавший за совершением сделки. — Я бы вам за пятерку сторговал.

— На то ты и купец, — ухмыльнулся Студитский, и велел солдату тащить покупку к своей кибитке.

Будищев вместе с едва державшимся на ногах Майером в это время стоял перед Скобелевым. Белый генерал по очереди крепко обнял и расцеловал обоих. Потом объявил во всеуслышание, что именно они главные герои прошедшего столь успешно штурма и что за богом молитва, а за царем служба не пропадает, а потому награда будет вполне соразмерной подвигу. Бедняга гардемарин, которого еще мутило после контузии, едва не расплакался, слушая эту прочувствованную речь. Еще бы, его кумир, светоч в окне, образец для подражания лично наговорил ему любезных и ободряющих фраз, назвал героем и пообещал награду. Господи! Можно ли испытать большее счастье?

Даже Дмитрий, человек от природы циничный и совершенно не склонный к проявлению эмоций, казалось, растрогался и воспринимал славословия в свой адрес если не восторженно, то почти с удовольствием. Впрочем, героев в минувшем штурме было много и у Михаила Дмитриевича нашлись теплые слова и для пехоты, и для казаков, и уж конечно артиллеристов.

— Поздравляю, — с каким-то странным выражением на лице процедил Костромин, оказавшись рядом с Дмитрием. — Кажется, вы достигли всего на что рассчитывали?

Приодетый ради победы в парадный мундир интендант совсем не терялся среди блестящих офицеров из свиты Скобелева, тем более что он, очевидно, не всегда был статским, на что ясно указывали мечи, украшавшие орден Святого Станислава в петлице чиновника. Вместе с тем, вид у него совсем не праздничный, как если бы доктор Щербак прописал ему пить касторку вместо шампанского.

— В общем, да, — пожал плечами Будищев и добавил со значением в голосе, — осталось, конечно, пара незаконченных дел, но не слишком важных.

— Вы верно, про господина Бриллинга? — скривил губы Костромин. — Говорят выстрел, отправивший его в госпиталь, был сделан настоящим мастером. И какая ирония судьбы, именно вы спасли его от разъяренной текинки!

— Не знаю, на что вы намекаете, — нахмурился прапорщик. — Но я бы даже с такого расстояния не промахнулся. Это первое. Кроме того, в тот момент я находился в компании саперов, которые всегда могут это подтвердить. Это второе.

— Будет и третье? — немного оживился интендант.

— Я одному чинуше уже как-то по роже съездил, — многообещающим тоном сказал начавший заводиться Будищев. — Могу повторить.

— О! Нисколько не сомневаюсь, — презрительно скривился собеседник. — Но, помнится, его превосходительство приказали вам извиниться перед моим сослуживцем? Мне кажется, что сейчас самый подходящий момент.

— А что он еще здесь?

— Представьте себе, — осклабился чиновник и неожиданно повысил голос. — Господа, герой сегодняшнего штурма мосье Будищев желает сказать несколько слов господину Нехлюдову. Причем, публично!

Коллежский асессор и впрямь оказался рядом. Все такой же чистенький и аккуратный, с безупречным пробором на прилизанной шевелюре. На лице его застыла презрительная мина и только в уголках глаз, иногда мелькало выражение, походящее на страх. Впрочем, разве этот мизерабль и выскочка решиться устроить скандал в присутствии командующего и его свиты?