Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Гляди-ка, хорошенькая, — пихнул Деева, Петров, показывая на молодую персиянку в длинной красной рубахе и, против обыкновения, с непокрытой головой.

— Не балуй, — счел нужным предупредить приятеля вестовой, — их благородие за такие фокусы все причиндалы оборвет!

— Да я рази про это? — даже обиделся тот. — Я, может, жениться хочу!

— Пошли, жених, а то казачуры все добро растащат.

— Они такие! — согласился матрос, и они вместе отправились на поиски трофеев.

Между тем, Будищева уже не было в цитадели. Поняв, что все кончено и отдав необходимые приказания унтерам, он сделал вид, что заинтересовался дворцом местного сердара и незамеченным покинул Геок-тепе. У него и впрямь были недоделанные дела. Поймав потерявшую седока лошадь, он быстро добрался до госпиталя. Нет, он не искал мести, да и вообще почти забыл про Бриллинга. Да и совместные с новоиспеченным купцом Шматовым коммерческие дела не слишком занимали прапорщика, тем более что тут на Федора вполне можно было положиться. Просто, ему вдруг чертовски сильно захотелось увидеть Люсию и сказать ей нечто очень важное.

У госпиталя, как и следовало ожидать, творилось настоящее столпотворение. Со всех сторон туда стремились раненые. Одних несли на носилках, других поддерживали под руки, третьи смогли доковылять сами, и всем им срочно требовалась помощь. Врачи, фельдшеры и санитары сбились с ног, пытаясь спасти всех кого можно, и только отец Афанасий спешил дать последнее утешение тем, кому недолго осталось.

— Не видел ли ты, братец, баронессы Штиглиц? — спросил Дмитрий, спешиваясь, у первого попавшегося солдата.

— Не могу знать, ваше благородие, — отозвался тот, баюкая порубленную руку.

— Это сестра милосердия, — пояснил Будищев, чертыхнувшись про себя.

— Не видал, — равнодушно покачал головой раненый.

Привязав животное к служившему коновязью столбу, прапорщик кинулся дальше, но никто не мог дать ему положительного ответа. Один качали головой, дескать, не знаем, другие показывали рукой, мол, пошли туда, третьи, занятые своими ранами, вообще не могли понять, о чем их спрашивает этот странный офицер в заляпанной землею одежде и с лопаткой за поясом вместо сабли.

— Кажись, к раненым пошли, вон в те кибитки, — пояснил, наконец, один из санитаров в заляпанном кровью переднике и тут же побежал дальше, так и не пояснив в какую именно. Пришлось заглядывать во все по очереди. В первой никого не было, во второй незнакомый доктор с санитаром осматривал орущего благим матом солдата и, увидев постороннего, строго велел ему убираться. В третьей же, перед его глазами предстала такая фантасмагория, что даже видавший разные виды Будищев в первый момент опешил.

В этой кибитке, какая-то женщина с безумным взором и распущенными как у ведьмы волосами надвигалась на лежащего в постели офицера, пытаясь пырнуть его ланцетом [5], а тот отчаянно отбивался, но не мог позвать на помощь из-за раненого горла.

Третий участник трагедии сидел, привалившись к стене, обливаясь при этом кровью. В первом, прапорщик не без удивления узнал Шемана, соответственно второй был Бриллингом, а вот пытавшаяся убить их женщина оказалась той самой, которую спасла в свое время баронесса Штиглиц.

— Помогите, — из последних сил прохрипел лейтенант.

Впрочем, просьба эта была совершенно излишней. Будищев уже успел выхватить свой Смит-Вессон, одновременно взводя курок. Грянул выстрел, и текинская Жанна Дарк опрокинулась на спину и несколько раз дернувшись, застыла с каким-то совершенно зверским выражением на лице. Через минуту в кибитку стали забегать привлеченные шумом люди.

— Что здесь произошло? — задал интересующий всех вопрос доктор Студитский, из-за спины которого выглядывала крайне удивленная графиня Милютина.

Дмитрий в ответ обвел глазами помещение, отметил все еще дышащего хорунжего, слава создателю, оставшегося невредимым командира морской батареи и недоуменно развел руками.

— Сам в шоке.

[1] Пеламуши — грузинская сладость. Кисель из загустевшего виноградного сока и кукурузной муки. Один из ингредиентов знаменитой чурчхелы.

[2] Кадгарон — село в Ардонском районе Северной Осетии. Помимо всего прочего, славится своей приверженностью старинным традициям и своеобразным юмором.

[3] Дело в том, что слово «мужик» в ту пору определяло исключительно социальное происхождение, а не половую принадлежность.

[4] Реальный участник тех событий.

[5] Ланцет — хирургический инструмент, предшественник скальпеля.

Глава 23

Взятие Геок-тепе вызвало в русском лагере взрыв ликования. Победа! Взяли! Смогли! Я смог! Так думал о себе всякий участник экспедиции от генерала до последнего ездового и черт меня подери, если они были не правы!

Еще сегодня утром, бородатые текинцы чрезвычайно метко стреляли по ним из своих винтовок и фальконетов, грозились перерезать всех ножами, а теперь они с безучастными лицами сидят на корточках и ждут решения своей судьбы. Их охраняли всего несколько солдат, а дома и имущество стали добычей победителей. Да, уважаемый читатель, таковы уж были нравы того буйного времени. Vae victis, говаривали древние и были правы. [1]

Да и можно ли осуждать простых солдат, по воле царя и высокого начальства, оказавшихся на краю мира и, проливавших свою кровь, воюя с людьми, о существовании которых они до того даже не подозревали?

Но пройдет день и все вернется на круги своя. Строгие офицеры будут командовать, а злые, как собаки, унтера мордовать, почем зря. Но сегодня можно все. И потому тащат одетые в военную форму рязанские и костромские мужики все, что попадет им в руки к только и ждущим того маркитантам. Ведь никто из солдат не знает истинную цену своей добычи, а если бы и знал, как ее сохранить?

Богато украшенное оружие и конская сбруя, серебряная утварь и драгоценные ковры все за бесценок уходит к жадным торговцам. Все свалено в одну кучу, кое-как взвешено, а то и просто определено на глаз, и куплено по десятке за пуд. [2] Да хорошо если за деньги, а то сразу меняют на дурного качества водку, безбожно обманывая при расчете. Впрочем, какая разница? Как пришло, так и уйдет, развеявшись в похмельном дыму!

Офицерам, как мог бы сказать Будищев, заниматься этим «западло». Нет, у них тоже есть трофеи, но оно также за бесценок куплено у солдат, или же благосклонно принято в «дар». Вот им-то точно известно, что попало в руки и есть возможность сохранить добычу для себя. И как водится, чем выше должность или чин, тем больше таких возможностей.

Но все же главные получатели прибыли это маркитанты. В такие дни они с лихвой вознаграждают себя за тяготы и опасности дальних походов. За летящие в них пули, не желающие разбирать, кто перед ними, русский воин или армянский купец. За грубость и строгость высокого начальства, видевших в них только алчных стяжателей и мошенников, какими они, скажем прямо, и являлись. За поборы от чиновников, ибо получить патент на торговлю в войсках дело не дешевое!

Впрочем, не все среди этой братии армяне. Новоявленный купец Федор Шматов, сидел перед собственной кибиткой, подаренной ему ради такого дела бывшим хозяином, и тоже скупал трофеи. Водки у него, правда, не имелось, но цену он давал выше иных и прочих, а потому многие солдаты и особенно матросы охотно несли свою добычу именно к нему.

— Федь, ты читать умеешь? — спросил его перед штурмом Будищев.

— Могу маленько, — осторожно ответил тот, явно ожидая подвоха.

— Тогда читай.

— Ишь ты, — озадачился парень, бережно беря грубыми пальцами лист гербовой бумаги, после чего, попытался прочесть по слогам. — Па-тентъ. Чего это?

— Сказано же тебе, патент, — усмехнулся Дмитрий. — На имя купца третьей гильдии Шматова Федора Еремеева сына. Усек?

— Да… то есть, нет!

— Вот, блин! Объясняю для особо одаренных. Когда возьмем крепость, служивые потащат все что к полу не приколочено и отдадут за бесценок маркитантам. Вот и ты не теряйся. Покупай все, что попадется дельного, потом переправим в Россию и продадим, но уже совсем по другой цене.