Канцелярская крыса. Том 2 - Константин Сергеевич Соловьев
– Я не хочу вам зла! – выкрикнул Герти, все еще пытаясь упираться и чувствуя себя мелкой рыбешкой, вздумавшей плыть против сильного течения. – Мне нужна помощь!
– Ты хочешь от нас помощи… А знаешь ли ты, какую помощь дал нам город? Хочешь знать, как помогают нынче угольщикам? Мы вынуждены скрывать нашу страшную болезнь до тех пор, пока она не делается явной! Мы бежим от врачей и полисменов! Мы прячем внутри нашу горящую душу, занявшуюся от одной рожденной в человеческом теле искры! Но нас находят. Рано или поздно предательские следы на теле выдают нас. И тогда мы получаем все сполна. Нас вышвыривают из домов, даже если это грязные лачуги в Скрэпси. Они все боятся пожаров… Нас гонят отовсюду, где мы пытаемся найти работу или кров! Нас встречают и провожают руганью, как прокаженных. Нас! Тех, кто на собственной шкуре познал адские муки, в то время как вас ими только пугают раскормленные священники! Ты плохо понял, куда попал, сыряк. Но у тебя будет время понять. К трону его!
– Трон! Трон! – принялись скандировать угольщики, таща упирающегося Герти куда-то. – На трон его!
С трудом повернув голову, Герти увидел, куда его тащат.
То, что обитатели Пепелища называли троном, стояло наособицу и в первую секунду показалось Герти единственным здешним предметом мебели. Но это был не просто стул с высокой спинкой. Он был металлическим, уродливым, неуклюжим, собранным из всякого хлама, найденного здесь же. Подлокотники были сложены из труб, спинку образовывали самые разные детали, сбитые и сваренные вместе. Когда-то, по всей видимости, блестящий, трон потемнел от жара и местами был основательно закопчен.
Лязгая зубами от страха и неизвестности, инстинктивно сопротивляясь тащащим его рукам, Герти подумал, что все, может быть, не так уж и плохо. По всей видимости, трон угольщиков представлял собой разновидность позорного столба, издревле известного на континенте. Судя по тому, как грубо он был сработан и как торчали из него заклепочные шипы, провести в таком кресле даже час было бы чрезвычайно неудобно, если не сказать мучительно. Но он сможет это пережить. Если угольщикам надо подвергнуть его унижениям и страданиям, Гилберт Уинтерблоссом сможет принять это как полагается британскому джентльмену: с пренебрежительной улыбкой и ледяным спокойствием.
Когда его подтащили ближе, Герти заметил странную деталь, укрывавшуюся от него прежде. Под седалищем трона располагался металлический куб с заслонкой, напоминающий печь. Судя по многим признакам, это и было печью. Закопченной примитивной печью. Когда Герти заметил вторую странность в конструкции трона, то ощутил, как моча в его мочевом пузыре превращается в клокочущий крутой кипяток. Подлокотники трона были обмотаны толстой обугленной проволокой. Весьма спорный элемент оформления, если расценивать трон с точки зрения предмета интерьера. Но весьма обоснованный, если представить, что…
– Нет! – заорал Герти, преисполнившись новых сил. – Не надо! Не туда!
Угольщики взвыли от возбуждения.
– На трон его! Средней прожаренности! С корочкой!
– Г-господа, это какая-то дурная шутка, это… Вы ведь… Я… – Слова стали изливаться из него сами собой, будто рождали их не голосовые связки, а содрогающийся в спазмах желудок. – Это ведь нелепо, в конце концов, я… Я ничего дурного вам не сделал!
– Устраивайся поудобнее, мистер сыряк, – удовлетворенно заметил Паленый, наблюдая за тем, как его собратья, перхая и хрипя, тащат Герти к почерневшему от копоти. – Эту штучку мы называем троном. Не сучи ногами, или боишься, что перепачкаешь сажей брюки?.. Ну да, немного закопчено, не обессудь, видать, кто-то из предыдущих гостей перепачкал. Да не бейся ты, сыряк, никто еще от щепотки пепла не умирал… Мы сейчас ее тряпочкой…
– Оставьте меня! – взвыл Герти, ожесточенно вырываясь и суча ногами, чувствуя, как страшный жар уже разгорается у него в животе. – Прочь! Прочь!
Паленый ухмыльнулся, протирая куском грязной ветоши сиденье, густо покрытое жирной сажей и тусклыми потеками желтоватого жира.
– Да, выглядит, может, не сказать чтоб изящно. Не как те роскошные штуки, что мистер Чипендейл у себя в витринах выставляет и на которых вы, сыряки, нежите свои роскошные упругие задницы. Это, брат, конструкция другого рода, куда более сложная. Философская. Не веришь? Она позволяет человеку выйти за пределы его скудного мировоззрения, ощутить себя в другом теле. Ощутить чужие чувства так явственно, как свои собственные. Удивительный аппарат, тебе он понравится. Ты думаешь, что ты, такой чистенький, налитый влагой, припудренный, можешь понять нас, презренных угольщиков? Можешь сверкнуть своими беленькими зубами и бумажником, чтоб мы рухнули перед тобой на колени? Нет, мистер сыряк, ни черта ты не понимаешь нашего брата. Даже краешком не понимаешь. Но ты не переживай особо. Потому что этот философский аппарат покажет тебе, каково это – быть угольщиком.
Герти взвыл, рванувшись всем телом, но угольщики держали на совесть. Их обожженные, полуистлевшие, грязные, покрытые копотью и коростой руки были сильны, как стальные прутья. И даже там, где запеченная плоть трещала, сдаваясь и осыпаясь, он не мог вырвать себе и дюйма свободы.
– Регулятора тут покамест нет. – Паленый вздохнул, выбросив в воздух еще одно облачко быстро тающего пепла через сгоревший нос. – Это ведь в некотором роде прототип, несовершенная конструкция… Поэтому интенсивность ощущений приходится вручную подбирать. Тут, в общем-то, весь вопрос в том, сколько дров подложить в топку и каких. Если сухих и побольше, моральное воздействие начинается практически сразу. Некоторые сперва кричат, потом затихают. Другие наоборот. И этот запах… Ты никогда не узнаешь всю подноготную человека, если не увидишь его глаза, когда он вдыхает запах своего же паленого мяса. Удивительное ощущение. Ну а для тех, кто поупрямее, есть и сырые дрова. Это долгий метод, иногда может занимать день или два… Тоже интереснейшее воздействие. Сыряк сперва вырывается и кричит, потом успокаивается, потом начинает ерзать, а лицо делается задумчивое, ну как у философа…
– Оставьте меня! – взвыл Герти, судорожно дергаясь в хватке обугленных конечностей. – Канцелярия! Я из Канцелярии!
Паленый с жуткой ухмылкой, обнажавшей тронутые пеплом губы, потрепал его по плечу.
– Да тут, почитай, все из Канцелярии, приятель. И, заметь, это пока еще трон холодный. А как станет припекать, у тебя фантазия еще и не так разойдется, это уж ты мне поверь. Хоть Папой Римским себя назовешь. Верно говорю?
Угольщики одобрительно загудели.
– На трон его!
– Жареный король! Коронация Жареного Короля!
