Слишком живые звёзды - Даниил Юлианов
– К старшим? – Удивлённый смешок сорвался с его губ, после чего они расплылись в улыбке – слегка издевательской и дразнящей. Женя чувствовал, как накаляется вокруг воздух, как растёт в его венах напряжение, и ощущал биение собственного сердца в горле. Но на этот раз он намеревался довести дело до конца и выяснить, что же всё-таки скрывается под этим серым, таким, казалось бы, не растопляемым льдом.
Он двинулся вперёд, сделав первый шаг.
– Ты же ведёшь себя как подросток. Избегаешь той темы, о которой следует поговорить.
– Да с чего ты это взял?!
– Взгляни на свои руки! – Спокойствие мигом улетучилось, и его место заняла злость. – Они все перебинтованы! И знаешь, что это? А я тебе скажу что.
– Заткн…
– Это ты, Кать. Ты резала себя, но так и не довела дело до конца. Потому что слаба. Ты не в силах справиться со смертью Миши и винишь себя, будто в этом есть хоть капля твоей вины. – Он не знал, говорит правду или нет, но чувствовал – чувствовал интуитивно, – что идёт в правильном направлении, и широко раскрытые от ужаса глаза лишь подтверждали это. – Если ты и в правду его любила, то не стала бы…
– ЗАКРОЙ СВОЙ, СУКА, РОТ, ИЛИ Я ВЫРВУ ТЕБЯ ЯЗЫК!
– Давай! – Женя встал перед ней и развёл руки в стороны, полностью открыв ей своё тело. Сзади послышались спешные шажочки мягких подушечек по кафелю, всё приближающиеся и приближающиеся. Рэндж учуял запах опасности и сел совсем рядышком, продолжая наблюдать и не вмешиваясь. – Можешь ударить меня, но сына тебе это не вернёт. Его уже ничто не вернёт.
Мощный удар прилетел ему под дых, и весь воздух рывком вырвался из сжавшихся лёгких. Женя согнулся пополам и рухнул на четвереньки, держась одной рукой за нижние рёбра. На пару секунд мир покрыли кружащиеся в танце чёрные точки, и только когда всё окружение вновь приняло привычные контуры, Женя поднялся и, показав Рэнджу жестом сидеть на месте, посмотрел на Катю.
– Неплохо. Даже очень неплохо, – дыхание медленно восстанавливалось, и теперь он уже мог говорить спокойно, не боясь задохнуться. – Но Миша всё ещё мёртв. Этим ты его не вернула. И никогда не вернёшь.
За долю секунды он заметил, что она замахнулась, и схватил её запястье, с силой сжав его. Катя лишь слегка поджала губы от пронизывающей боли, но продолжала твёрдо стоять на ногах и не сводить взгляда с нацеленных на неё карих глаз.
– Хватит тебе убегать от проблемы. Ты грызёшь и грызёшь себя, но понимаешь, что это неправильно. Почему ты не покончила с собой, а перебинтовала руки?
– Потому что хотела поскорее встретить тебя и отправить в ад.
Улыбка заиграла на его лице.
– Поздравляю, милая, ты уже меня встретила. А в аду меня не примут – я дружу с дьяволом. – Он сильнее сжал её запястье, и лишь пара небольших усилий отделяла его от перелома, но Катя всё так же не позволяла ни одной мышце дёрнуться на своём лице. Её свободная ладонь сжималась в кулак, и длинные ногти впивались в нежную кожу. – Поверь мне, я тебя не отпущу, так что мы с тобой либо терпим друг друга, либо кто-то из нас ночью задушит другого.
– Ты мне не хозяин.
– Я тебе не хозяин и не хочу им быть. Я… – Он разжал ладонь и сделал маленький шаг назад. – Я хочу быть тебе другом.
Услышав последнее слово, Катя рассмеялась, прикрыв рот руками, будто пыталась сдержать льющийся наружу смех. Её плечи слегка подрагивали, и оставшиеся на груди капли крови отражали блики заглядывающего в аптеку солнца. День сменялся вечером, уступая место прохладным сумеркам. Шепчущийся с кем-то ветерок свободно разгуливал по улице, и казалось, весь мир отдыхал от бесконечной человеческой суеты, что наконец совсем недавно закончилась. И только мелкие вошки копошились на мёртвом теле уже не дышащей планеты. Каждая из них по-своему встретила новую реальность и приняла, либо же отвергла её. Многие проблемы тут же улетучились под крылом апокалипсиса, оставшись в призрачном прошлом – таком нереальном и далёком. Но что так и не желало выходить из головы, выбираться из самых потайных уголков души и полностью показать себя – так это страхи. Страхи глубокие и насквозь пропитанные опытом жизни – этой жестокой суки, отбирающей всё самое ценное.
Страхи, страхи и только страхи. Они приобрелись раньше, но сейчас – когда человек стал предоставлен сам себе, когда все людские пороки освободились от оков и начали выливаться наружу, – именно в этот момент сложнее всего было поверить в то, чего всегда так страшился. Так боялся и избегал, а теперь оно светится дружелюбным светом, будто своим сиянием подманивает к себе.
Будто своим сиянием пытается обмануть.
Катя перестала смеяться и, не снимая улыбки с лица, посмотрела Жене в глаза.
– Кем ты сказал? Другом? – Она быстро закивала, и только бы слепой не заметил, как затряслись её напряжённые губы. – Другом, да? А хочешь прикол? Я тебе расскажу один секрет, который разрушит всю твою беззаботную наивность. Дружбы не бывает. Её просто нет. Как, в прочем, и любви. – Она развела руки в стороны и пропустила краткий, но на этот раз искренний смешок. – Тебя либо используют, либо трахают и используют. А потом бросают как шалаву, не попрощавшись и даже не оставив грёбанных денег!
Серые глаза вновь заблестели, и вскоре тоненькими ручейками из них полились кристально чистые слёзы.
– Ты не станешь мне другом. Ты меня используешь точно так же, как все. Думаешь, я этого не знаю? Не понимаю? Я прожила вдвое больше твоего и такого дерьма насмотрелась в этой жизни, что лучше бы ослепла. Так что не говори мне о каких-то там добрых намерениях или другой херне, в которую сам веришь.
– Ты же любила Мишу? – Его голос прозвучал резко и контрастно на фоне безмолвной тишины, и произнесённые им слова повисли в воздухе, требуя ответа. – Ты же испытывала к нему любовь, так ведь? Как и он к тебе. Так почему тогда кто-то другой не может полюбить тебя? Если это чувство всё же существует.
Она молча смотрела на него, вдыхая раскалённый между ними воздух. На шее тоненькой верёвочкой натянулась вена, и Женя буквально чувствовал жар, исходящий от Кати. Впервые её щёки тронула краска, и теперь уже острые скулы не казались ему такими грозными. Он не заметил, как чёт вскинулся вверх её подбородок и как несколько светлых прядей волос упали ей на лицо. Всё его внимание, весь его мир уместился в эти чёрные омуты глубоких зрачков, обрамленных поясом серого, непробиваемого льда.
Почти непробиваемого.
– Я
