Дым на солнце - Рене Ахдие
Кэнсин следовал за ней на некотором расстоянии, время от времени останавливаясь, чтобы Юми не заподозрила слежку. Людей на улицах, на которых Кэнсин возлагал надежду в помощи ему в этом начинании, оказалось намного меньше, чем он ожидал, словно на город обрушилась волна непогоды. Но небо над головой было ясным, а заходящее солнце блистало во всем великолепии, и ароматный ветер раздувал деревья сакуры. Сегодня утром Кирин рассказала ему о беспорядках на окраинах города. Возможно, именно поэтому на улицах Ханами было так мало людей. Но Кэнсин не чувствовал поблизости никаких признаков угрозы.
Возможно, дерзкая служанка просто солгала.
Юми быстро двигалась к главной улице Ханами. И снова Кэнсин был удивлен, насколько пустой та оказалась. Многие маленькие лавки были закрыты. Некоторые стояли заколоченными. Это показалось ему весьма необычным, как и странная атмосфера, сгустившаяся в воздухе. Она была похожа на страх.
Это тревожное чувство не мешало мужчинам бросать на Юми жадные взгляды. Часть Кэнсина почувствовала раздражение от того, как их глаза следили за каждым движением майко. Как будто ее красота была чем-то, что можно поглотить.
Перед самыми стойкими лавочниками были зажжены цепочки бумажных фонарей – над прилавками тех, кто работал, несмотря на налет злобы в воздухе. Ханами всегда был местом избытка. В обычные дни об этом свидетельствовали товары, продаваемые на этих улицах: нежные леденцы из крученого сахара, прилавки с яркими красками, привезенными с востока, фарфоровые баночки с соловьиным кремом и тонко измельченной жемчужной пудрой.
Но многие торговцы решили не открывать свои прилавки сегодня.
Когда Юми зашла к торговцу, продающему пачки тонкой бумаги, Кэнсин нырнул в маленькую лавку, торгующую ароматическими маслами. Одна из трех лавок, принимающая покупателей на этой улице, из более чем двадцати в обычное время. Он никогда в ней не был, но не успел оглядеться, потому что в тот же миг снаружи раздался странный вой. Затем послышался треск дерева и звон разбивающегося фарфора. Несколько фонарей, висящих над лавкой масел, закачались. Кэнсин увидел, как двое прохожих на улице обернулись, их глаза расширились, а на лицах было написано замешательство.
Потом вой перешел в крики.
Юми вышла из лавки бумаги в тот же миг, когда Кэнсин оказался на улице.
Их взгляды пересеклись.
Она не выказала удивления при виде его.
Но сейчас было не время для выяснения отношений. Менее чем в четверти лиги от них начал обретать черты хаос. Люди бежали прочь, а какие-то предметы проносились в воздухе, разбиваясь о деревянные прилавки. Те, кто нес разрушение, казались нечеткими. Силуэтами на фоне заходящего солнца. Когда Кэнсин прищурился, это стало выглядеть, словно группа шатающихся фигур намеревалась уничтожить все на своем пути.
Если это были те мародеры, о которых говорила Кирин, то очевидно, им удалось прорвать барьеры, защищающие самую внутреннюю часть столицы. Но Кэнсин по-прежнему не мог понять, отчего все так боялись. Эти мародеры двигались как пьяные. И по виду их было не так много.
Почему императорские войска не смогли уничтожить этих разбойников? Это была какая-то бессмыслица. Одного батальона было бы достаточно, чтобы подавить этих грабителей.
Когда пожилой мужчина попытался помешать одному из мародеров разрушить оставленный прилавок, шатающаяся фигура выхватила меч и убила его одним движением – без предупреждения или объяснения. Возмущенный необъяснимой жестокостью грабителя, Кэнсин встал на его пути, заходящее солнце на миг ослепило его, хотя его правая рука сжала рукоять катаны.
– Сдавайся, – потребовал Кэнсин.
Покачивающаяся фигура наконец обрела четкость.
То, что Кэнсин увидел, заставило кровь отхлынуть от его лица. Лицо мужчины было грязным. Искаженным. Он выглядел так, будто застыл в непрекращающемся крике. На нагруднике его брони виднелись очертания герба, но он был слишком запятнан кровью и грязью, чтобы можно было понять, какой знатной семье он служил.
Этот человек – этот мародер – был самураем.
И он был явно не в своем уме.
Обезумевший воин бросился к Кэнсину с наполненными ужасом глазами и занесенным мечом. Когда Кэнсин двинулся, чтобы разоружить его, еще одно немое существо бросилось к нему, ее окровавленные пальцы царапали воздух. Кэнсин толкнул ее в деревянную стену, и та раскололась от удара. Запах ее зловонного дыхания достиг его, чуть не вызвав тошноту. За ней следовала стая существ, которых вряд ли можно было назвать людьми. Скорее, безумными демонами. Безмолвными, но уничтожающими все на своем пути. Морщинистый торговец маслом вонзил ржавое лезвие под нагрудник самурая. Существо закричало, кровь хлынула из его живота, оно упало и закорчилось на земле, его сила начала угасать, а свет поблек в его глазах.
Значит, демоны могли истекать кровью. Их можно было ранить, а это означало, что какая-то их часть все еще была жива. Но они не были цельными. Что-то было ужасно неправильно с их разумами.
Кэнсин никогда раньше не видел хаоса. Он лишь слышал о нем мимоходом. Но этот хаос не был похож на бой.
В бою ты знал, с кем сражаешься. Ты знал, как победить, куда идти. Что делать. В честном бою – в битве между настоящими самураями – не было места невинным прохожим. Бусидо запрещал это.
До сих пор хаос разворачивался медленно. Теперь же он достиг апогея. Люди разбегались во все стороны, их крики сотрясали воздух, пока шатающиеся фигуры – эти несчастные души, лишенные собственного разума, – продолжали стирать все на своем пути. Кэнсин отшвырнул разбитые предметы в сторону и обнажил клинки. Часть его не хотела убивать существо, застывшее в агонии безумия. Он ведь и сам в последнее время не раз терял рассудок.
Краем глаза Кэнсин заметил, как Юми борется с одним из мародеров – мужчиной, одетым в грязную броню с гербом клана Сугиура на груди. Майко уклонялась от попыток самурая убить ее, но, похоже, он обладал нечеловеческой силой. Ее единственным оружием был маленький кинжал. Против изогнутой стали.
Кэнсин увернулся от деревянной вывески, пролетевшей по воздуху. Подскочил к Юми как раз вовремя, чтобы парировать удар самурая.
– Уходи отсюда, – призвал он Юми.
– Мне не нужна твоя помощь, Хаттори Кэнсин.
Кэнсин пнул обезумевшего воина прямо в грудь, отбросив его назад на прилавок с тонкой бумагой. Разноцветные страницы разлетелись, как листья, подхваченные бурей. Воспользовавшись этим, Кэнсин схватил Юми за локоть и побежал. Они залетели за один угол, свернули за второй, но Кэнсин все не останавливался. Острие его меча было наклонено вниз, готовое в любой момент вступить в бой.
Когда он попытался повернуть направо, Юми дернула его
