Дым на солнце - Рене Ахдие
Марико даже не раздумывала:
– Скажи мне, что тебе нужно, и я сделаю это.
Цунэоки улыбнулся:
– Я знал, что ты так скажешь. – Он изогнул губы в одну сторону, будто взвешивая следующие слова.
– Ты хотел обсудить со мной что-то еще? – спросила Марико.
– Твой брат хотел бы поговорить с тобой.
Марико покачала головой:
– Нет. Скажи Кэнсину, что я желаю ему всего хорошего. Но я не собираюсь с ним видеться. Ничто из того, что он может сказать или сделать, не переубедит меня.
Услышав резкость заявления Марико, Юми нахмурилась. На лице Цунэоки появилось осторожное выражение. Он заговорил:
– Если мне позволено сказать, я думаю, что господин Кэнсин…
– Мне неинтересно слышать никаких оправданий его поведению. Я пыталась заставить его понять. Но он жестоко распек меня за это. Кэнсин считает, что все это дело чести, а не дело правды. Я не могу доверить ему ничего из того, что мне ценно.
– Ты… – Цунэоки, казалось, пытался подобрать слова, – не ошибаешься, Марико. Но после разговора с ним я действительно думаю, что с ним что-то не так. Кое в чем он не виноват.
Глаза Юми потемнели.
– Марико, боюсь, на Кэнсина обрушилось какое-то несчастье. Твой брат не помнит того, что он сделал, и, кажется, теряет контроль над своими мыслями. Я послала за целителем, чтобы тот поговорил с ним, но он… довольно беспокойный.
– Даже если это так, я не хочу тратить свое время на то, чтобы убедить его передумать. Мой брат хочет, чтобы я стала той, кем не являюсь. Он всегда желал от меня этого. – Лицо Марико помрачнело. – Если любому из членов моей семьи понадобится помощь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы предоставить ее. – Она сжала слои тонкого шелка, из которых было сделано ее кимоно. Худший вид роскоши. Хрупкий и непрактичный. – Но я не собираюсь видеться с Кэнсином.
Цунэоки склонил голову.
– Я понял, – мягко сказал он. – Я передам ему твои пожелания. – Бросив косой взгляд на сестру, он вышел.
Юми посмотрела на Марико. Вздох, сорвавшийся с губ майко, шел из самой глубины души.
– Было… трудно слышать то, что ты сказала о своем брате.
– Сказать это было не легче. – Марико сглотнула. – Но это моя правда. Кэнсин ранил меня. Глубоко. Он верит в свой нелепый кодекс чести больше, чем во что бы то ни было.
Юми кивнула.
– В течение многих лет я чувствовала то же самое по отношению к своему брату. Но… когда я услышала твои неумолимые слова сегодня, то, как окончательно это прозвучало, это ранило меня. Не потому, что думаю, что ты ошибаешься, но потому, что впервые я подумала, какой была эта жизнь для моего брата. – Над бровями Юми образовалась морщина. – Знаешь, он любил Оками все эти годы.
– Я знаю.
Юми покачала головой.
– Нет. По-другому.
Марико потребовалось некоторое время, чтобы переварить слова Юми. Затем понимание согрелось внутри ее. Это имело смысл. Порывшись в дальних уголках памяти, Марико вспомнила то, что говорил ей Цунэоки во время их первой поездки в Инако. О том, как он страдал.
– Я всегда знала это, даже когда мы были детьми, – продолжала Юми. – Я была так сильно обижена на него только потому, что он выбрал Оками вместо меня. Снова и снова он выбирал свободу вместо того, чтобы быть со своей семьей. Но, должно быть, для моего брата это было ужасно трудно. Потерять все и при этом знать, что твои страдания будут только расти и расти. От того, от чего другие и не подумали бы страдать. – Юми повернулась к изящной складной ширме. – Должно быть, Цунэоки было так одиноко, – тихо сказала она. – Может быть, даже более одиноко, чем было мне.
– Юми…
– Я знаю больше, чем ты думаешь, о том, каково это – потерять веру в собственного брата. Это то, с чем я борюсь каждый день своей жизни, как ты, несомненно, заметила. – Она потянулась к рукам Марико. – Тебе не нужно прощать Кэнсина. Но попробуй понять и его боль. Страдание никогда ни к кому не справедливо.
– Не думаю, что могу хотя бы начать понимать его, – Марико глубоко вздохнула, – но я обещаю, что подумаю об этом.
– Хорошо, – Юми улыбнулась, – обещаю, что постараюсь сделать то же самое.
Марико сжала ее ладони.
– Мне пора идти, пока меня не хватились.
– Я понимаю, – сказала Юми. – Давай я найду Цунэоки, чтобы он передал письмо, которое он хочет, чтобы ты доставила.
– Разумеется. – Марико последовала за Юми на улицу, под небольшую цветочную арку, увитую глициниями, их нежные цветы наполняли воздух мускусным ароматом. Юми открыла еще одну пару раздвижных дверей и провела Марико в маленькую комнату, в которой пахло кедром и шелком.
– Подожди здесь, – сказала Юми. – Я скоро вернусь.
– Спасибо.
– Не за что. – С многозначительной улыбкой майко поплыла прочь, как лебедь.
Марико оглядела темную комнату. Здесь было чисто и просто. Здесь Юми держала свои самые дорогие кимоно, растянутые на подставках из кедра, чтобы избежать складок. Эта одежда, скорее всего, была подарками от богачей, пытающихся убедить ее выбрать их в качестве своего покровителя.
Марико остановилась перед одним. Вгляделась в цапель, скользящих по золотому шелку.
– Это совершенно ужасное, – пробормотал голос позади нее. – Напоминает мне о смерти.
Она резко обернулась.
– О, – звук сорвался с ее губ. Она сразу же пожалела об этом.
«Я звучу как дура».
Решив исправить свою оплошность, Марико направилась к Оками с намерением обнять его. Но замерла на полпути. Сцепила руки вместе. Позволила своей неловкости и неуверенности победить.
«Как мне обнять любимого человека после того, как я добровольно вышла замуж за другого?»
Оками улыбнулся, словно услышав ее мысли. Ее глаза впились в него, когда он двинулся к ней. Почти никто бы не заметил – он отлично скрывался, – но Марико поняла, что движение до сих пор причиняет ему боль.
Даже без света были видны отчетливые синяки на его лице. Один глаз все еще был опухшим. Но как только Оками приблизился, черты его лица
