Слишком живые звёзды - Даниил Юлианов
И сейчас Женя с Рэнджем стояли напротив ветклиники, прогулявшись от магазина одежды пятнадцать минут. Стояли и смотрели на закрытую дверь, которая никак не хотела поддаваться ни резким рывкам, ни ударам с плеча (от этого наоборот болело именно плечо), ни ударам с ноги. Она твёрдо стояла и не собиралась впускать внутрь никого. Только подходящий ключ мог остудить её пыл и заставить открыться. Но он был в кармане одного из сотрудников, что навечно застрял во врезавшемся вагоне метро – общем склепе всех несчастных.
– Сука! – Женя ещё раз пнул ногой по двери и повернулся к Рэнджу. – Пойдём тогда дальше. Здесь точно должно быть что-то наподобие спортзала, запертого на ночь, но внутрь которого всё равно можно проникнуть.
Они спустились по лестнице и вновь зашагали по тротуару. Десятки тел валялись тут и там, и каждый раз следовало смотреть себе под ноги, чтобы не запнуться о чужую мать или чьего-нибудь ребёнка. Тошнотворный запах никуда не исчез и всё так же витал в воздухе, но организм уже успел привыкнуть и не обращал на него никакого внимания. Спортивные кроссовки пару раз наступали на провалившуюся вниз плоть и тут же отдёргивались как от чего-то горячего, безумно противного. Чёрные лапы аккуратно поднимались над обезображенными черепами, стараясь не касаться их. Пустые глазницы молча уставились в небо, а полураскрытые рты замерли на полуслове, так и не договорив последнюю фразу. Жизнь покинула этот город, этот мир, посыпав следы своего ухода человеческими телами – миллионами судеб, что оборвались под лезвием смерти.
Пока они выискивали пригодное для отдыха место, Женя задумался, а нужен ли Рэнджу ошейник с поводком? Это был крупный сильный пёс, и нельзя вечно рассчитывать на его спокойствие. Увидев какого-нибудь человека, который, может, и не имеет в мыслях ничего плохого, Рэндж мог наброситься на него, подумав, что тот представляет опасность. Но пока на глаза не попался ни один открытый зоомагазин, а тот, из которого они выбежали, фонил тушами мёртвых питомцев, можно было не заботиться об этом и довериться мощному сердцу идущего рядом зверя.
Зверя…
Женя остановился, и тут же прекратился топот мягеньких лап. Почувствовал первые капли пота на лице и шее. Почувствовал, как они скатываются вниз и впитываются в новую футболку. Вновь ощутил то же чувство, что нахлынуло раньше, в больнице. За ним, глядя отовсюду, наблюдали умершие души. Они перешёптывались меж собой и тихо хихикали, но не спускали с него глаз. Они тянули к нему свои невидимые руки, и он чувствовал, как пробегали по спине мурашки, когда чей-то палец касался его прилипшей к телу футболки. Он практически слышал, как хрустели сзади суставы мертвецов, восстающих и плетущихся за ним. Но как только их заставали врасплох, все они покорно лежали на земле, смирившись со своей участью. Смерть сделала их собственными рабами, и Женя буквально ощущал ненависть пустых глазниц. Их гнев и ярость. Необузданную, дикую, заставляющую забиться даже мёртвое сердце. И сердце это желало отомстить всем живым и в особенности тому, кто несколько раз наступил на лица несчастных, пусть и случайно.
– Пошли, Рэндж, – они мигом свернули за угол здания и оказались в просторной арке одного из питерских дворов-колодцев.
Женя плюхнулся на пол и прислонился к тёмно-жёлтой стене, укрывшись в полумраке царствующей здесь темноты. И как только он закрыл глаза, то почувствовал, как что-то легло ему на ноги и прислонилось к груди, постоянно обнюхивая всё вокруг своим носом. Тревога потихоньку отступала, но оставляла след терзающего страха и грызущего изнутри чувства, что кто-то – чьи-то пустые глазницы – беспрерывно наблюдает за тобой.
– Рэндж… – Его голос был слабым и сиплым, но всё же стоячие ушки ещё больше навострились, а вытянутая мордашка повернулась к голосу. – Рэндж… Господи, Рэндж… – Женя обеими руками обнял его крепкую шею и уткнулся в неё лицом. Пальцы пропали под чёрной шерстью, и сам он почувствовал биение чужого, собачьего сердца. Почувствовал, как у них у обоих поднимаются рёбра и почувствовал слабую боль в своих, которая до этого никак не проявлялась.
Они сидели на укрытом в тенях бетоне, у стены широкой, повидавшей множество историй арке. Солнечные лучи стеснительно обходили это место, и только вернувшийся прохладный ветерок разгуливал по двору и меж домов. Он пробегал по мокрым волосам и поглаживал собою шерсть, разбавляя тошнотворный запах разложения свежим воздухом. Чуть отпрянув от терпеливо ждущего Рэнджа, Женя, с чуть покрасневшими глазами, спросил:
– У тебя ведь была семья, да? До того как мы встретились, и произошла вся эта хрень? Была же, да? – Шершавый язык прошёлся по избитому лицу, и хоть синяки отозвались слабой болью, всё же искренний смех смог вырваться из груди и разнестись в тишине. – А вот у меня не было, представляешь? Не было. Меня ведь никто никогда не любил. – Он подавился всхлипом и тяжело выдохнул. – Мать была той ещё сукой. Отец никогда не говорил и слова ей в ответ и вообще был притихшим мешком дерьма, который вечно сидел на диване. Он со мной общался только тогда, когда просил сгонять за пивом. А если я приносил не той марки, так ещё и орал на меня, потому что только на мне он мог отыграться! Трусливое ссыкло! – Его губы слегка задрожали, вскоре Рэндж прижался к нему всем телом. – Меня никто никогда не любил… только, наверное, Елена Николаевна, но и её сейчас наверняка нет в живых. Я, знаешь, – первая слеза сорвалась с края глаза, – всегда мечтал полюбить кого-нибудь и почувствовать взаимность, отдачу. Ну, как в фильмах или книгах. Но я никак не мог найти такого человека и, похоже, теперь уж точно не найду. Но я… – вновь его прервал краткий всхлип – …я нашёл тебя. Тебя, Рэндж. Точнее, это ты отыскал меня и чуть не сожрал, но теперь-то мы сидим здесь и обнимаем друг друга. Я… – Горячий воздух мерным потоком вышел из лёгких. – Я… чёрт, а это не так уж легко.
Женя уместил мордашку Рэнджа в своих