Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
Эрика проводила его взглядом. Ей бы очень хотелось получить такую книгу в подарок, и она бы никогда не променяла её даже на сто пар кроссовок. Жаль, что па не подумал об этом. Знал ли он вообще об её интересах? Он выпадал из реального мира куда чаще неё (может это у неё наследственное?), погружался в букинистические глубины, а когда выныривал, с удивлением обнаруживал подле себя девочку, которая по совместительству была ещё и его дочерью. Не будь у неё «нюха», видел бы её отец? Существовала бы она в его реальности?
Эрика обошла стопки книг, врученных в её руки. Скользнула взглядом по корешкам, оценивая, насколько всё будет скучно. Вздохнула, села за стол и положила перед собой тетрадь, в которую следовало вписать название книг, их автора, издательство и год.
Может, сначала выбрать подарок? Эрика наклонила голову, читая имена молчунов. Свобода выбора – это, конечно, здорово, но, признаться, ей не хватало клочка упаковочной бумаги цвета морской волны и ярко-алой ленты тоненького бантика. Но у неё ещё был маленький кусочек праздника. Прямо сейчас в заднем кармане джинсов лежала оранжевая записка, подброшенная под дверь на рассвете. Может, начать с неё?
Эрика достала послание. Бумажный квадратик, сложенный на манер оригами.
«Эрике». Ма всегда так красиво писала её имя, что оно было похоже на бабочку, сложившую крылышки за миг до того, как вспорхнуть с травинки.
Девочка покрутила записку и, не разворачивая, отправила в карман жилета.
«Там определённо что-то волшебное», – подумала Эрика. – «Всё объясняющее».
Она перевела взгляд на новые книги и почувствовала пробуждение трепетошек в животе. Её ждало удивительное приключение, но сначала она должна найти дверь к нему.
Лёгкое покалывание в кончиках пальцев, и та маленькая власть избрать для себя новый дивный мир – книгу, заставляло сердце биться сильнее. Жаль, ма не осталась. Иногда Эрике хотелось разделить одну из великолепных историй не только с отцом, но и с ней. Однако книги стали для Жозлин подобны острым шипам. Каждый раз, по словам па, натыкаясь на них взглядом, она морщилась, как от боли, пока не научилась больше их не замечать. И вся эта вселенная досталась Эрике и её отцу.
«Представь, всего из семи нот рождено сколько мелодий», – говорил он. – «А теперь вообрази, какое бессчётное множество историй возможно из букв, которых в четыре раза больше, чем нот!»
Может, писатели и не должны любить чужие книги? Может, им достаточно тех миров, что вечно роятся и жужжат в их головах?
Так думала Эрика, разглядывая книгу за книгой. Разбирая по камушкам магический круг, оставленный для неё отцом. Как Тесей она искала своего Минотавра в лабиринте авторов и названий, а вместо нити Ариадны была лишь тонкая паутинка интуиции.
На третьей дюжине книг все трепетошки в животе сникли, а девочка утвердилась в мысли, что вариант со свёртком ей нравился больше. Голова лопалась от названий, которые ничего не говорили о тексте внутри. Не помогали картинки обложек и броские слоганы, вычурные аннотации, заплаткой лежащие на теле истории. Одни казались слишком скучными, другие чересчур кричащими, какие-то чрезмерно яркими, а прочие, наоборот пресными. Каждая книга сама по себе, может, и была неплоха, но когда вопрос становился в выборе единственной… А что если эту книгу придётся взять с собой на необитаемый остров и прожить с ней сотню лет, перечитывая и перечитывая, пока слова не сотрутся со страниц и не отпечатаются навеки в памяти!
Девочка отчаялась и уже была готова просить помощи отца, ведь он ни разу не ошибся в выборе! Но кабинет был пуст, она совсем забыла, что он ушёл. Эрика сползла со стула и поплелась на кухню. По пути заглянула в прихожую: зонт и пальто исчезли вместе с па. Быстро сбегала на верх проведать Пирата: отец категорически был против крыса в своём кабинете. На обратном пути Эрика прислушалась к шуршанию ослабших зимних духов, что затаились в стенах дома, не давая тому прогреться окончательно; аккуратно переступила через восьмую ступеньку, под которой сопел Скрип-топ, безобидный, но очень чувствительный, монстр. И услышала что-то ещё …
– Мама? – тихо позвала девочка, оказавшись внизу и глядя на убегающую вверх лестницу.
Эрика, не потревожив Скрип-топа, вновь поднялась на второй этаж, на цыпочках пробралась до дальней двери и приложила ухо. В комнате кто-то был. Ма вернулась? Но почему она не заглянула к ней? Или заглянула, но не нашла. Точно, ведь в комнате Эрики не было, а в кабинет отца Жозлин никогда не заходит.
По ту сторону двери чиркнули по полу ножки стула, донеслись звуки шагов: всего несколько, но в самый раз, чтобы дойти от стола до окна. Лёгкий перезвон металла – словно шёпот фей: это ветерок юркнул в фурин[15].
– Спасибо за поздравление, ма, – проговорила Эрика, сжимая в кулаке оранжевое послание. Крылья бабочки смялись.
По ту сторону двери всё стихло.
– Не за что, милая, – приглушенный ответ. Голос растерял эмоции, проходя через стены. – Поговорим позже. Я себя не очень чувствую.
– Конечно, ма, – девочка закусила губу. – Отдыхай, ма.
Эрика спустилась. Забыв про Скрип-топа, наступила на крышу его дома, и монстр жалобно хныкнул.
– Прости, – прошептала Эрика и всхлипнула.
На кухне было тихо. От праздника не осталось следа. Лишь еле ощутимый запах ванили и шоколада. Её праздничная тарелка с маяком, вымытая и высушенная, вновь висела на стене рядом с маминой чайкой и папиной лодкой. По легенде, они купили этот набор, когда отдыхали на побережье, праздновали первый год Эрики и выход в свет её книжной сестры. Эта же легенда гласила, что, когда «девочкам» исполнится десять, они вновь вернутся, чтобы отметить эту дату. Ну вот, Эрике десять, а её «бумажная» сестра сгинула в мясорубке книжной индустрии, не успев покрасоваться на полках и в топах продаж. И, кажется, об этом обещании все предпочли забыть. Даже когда отец рассказал о нём три года назад, он уже тогда сконфузился, что упомянул самое большое разочарование и неудачу Жозлин. И вот, глядя на тарелки сейчас, Эрика подумала, что вдруг это разочарование вовсе не провал книги, а она – непутёвая кровная дочь.
Эрика зажмурилась, и незваная мысль сжалась меж век, отступила и провалилась обратно в тёмное нечто, из которого вылезла. Эрика быстро пробежалась по картотеки памяти, кинула на зияющую мрачную дыру обиды и грусти яркий половичок и уселась в уютное кресло приятных воспоминаний. Она заново взглянула на тарелки
