Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик

– Мы справимся, – отец погладил Эрику по спине и обнял. – Ведь справляемся же?

Эрика кивнула и сделала шаг назад.

– Потому что мы отличная команда, – неуверенно проговорила девочка.

– Как Гарри и Рон[9], – почесал подбородок отец.

– Как Шэгги и Скуби[10], – улыбнулась Эрика

– Чур, я Скуби! – отец вывалил язык.

– Ну уж нет, па! – рассмеялась девочка. – Ты Шэгги!

– Я должен это срочно переварить! – отец подмигнул. – Пошли, съедим мороженое!

Эрика улыбнулась. Мороженое – это здорово. Как говорил па: если внутри холод, то пусть он будет мятно-ванильным. Эрика предпочитала клубнично-шоколадный.

Эрика вздрогнула, мотнула головой и вынырнула из воспоминаний. Отец что-то говорил ей, но она так глубоко задумалась, что не слышала. Ему пришлось взять её за плечи. Видимо, она опять замерла. Опять истуканилась.

– Всё хорошо, обезьянка? – в его голосе было волнение.

– Да, па, – вывернулась из его рук Эрика. – Всё норм, просто задумалась. Показывай, какие книги нюхать.

Глава 2,

в которой Эрике предстоит выбор

И оказывается, что свобода – вещь весьма обременительная и энергозатратная

«Всё, что случилось со мной в жизни, произошло благодаря или вопреки книгам», – говорил па, и за этой фразой следовала очередная «бумажная» байка.

В репертуар любимых, конечна, входила история о его встрече с матерью Эрики.

– Безусловно, мы встретились там, где и должны! – говорил отец, листая фотоальбом. – На книжной ярмарке. Я искал книги, а она читателей. Жозлин была тогда писательницей в лучшей своей поре: полной надежд, энергии и желания покорить мир.

– А что случилось потом? – спросила Эрика, любуясь счастливыми лицами родителей, и особо – фотографиями с их морской поездки втроём.

– Жизнь, обезьянка, – улыбнулся отец, но радости в этой улыбке не было. – Что бы ни происходило от начала и до конца – это всегда жизнь.

Девочка почесала лоб и решила, что это не ответ. Но переспрашивать не стала. Па просто не готов пока рассказать об истинных причинах. Взрослые всегда прячутся за нагромождением фраз. Слова-камни годятся не только, чтобы кидать ими в других, но и чтобы возводить стены. Одни стены отгораживают от людей, другие от реальности, а третьи от самого себя. Но даже в стенах есть щели и потому надо всего лишь внимательно слушать.

Эрика ждала, и кусочки прошлого врывались из-за воздвигнутых стен в настоящее, оседали лепестками и складывались в узоры. Эрика родилась среди книг. Более того, пока Жозлин, ждала появление дочери на свет, она писала очередной роман. Всё свершилось одномоментно. Рукопись отправилась к редактору в тот же день, как сама Жозлин – в роддом. Шёл дождь, выл ветер, старые деревья трещали и падали. Давно Корвинград не сотрясался под силой стихии. В Вороньем Городке были ужасные пробки, карета скорой ехала целую вечность, а когда наконец-то добралась до вороньего госпиталя[11], мать Эрики заявила: «У меня двойня! И я не стану выбирать!». Что и кого выбирать, она не уточнила, а спросить никто не решился. По итогу слова эти приписали порыву, вполне уместному, учитывая деликатность момента и присущее ситуации волнение. Кроме того, Жозлин, как и подобает творческой натуре, была личностью сложной, а порою невыносимой даже для неё самой.

Коридор, захваченный сотнями корешков и тысячами страниц, вылился в кабинет, который книгами был обжит уже очень давно, и в этом не было никаких сомнений, навечно.

– Видишь этот Стоунхендж[12]? – отец показал на стопки, что росли на массивном старом, в благородном значении этого слова, столе, за которым раньше писала ма, а после очередной, но окончательной смерти музы отдала под нужды супруга.

Эрика подошла, но не увидела и тут знакомого свёртка.

– Теперь ты достаточна взрослая, чтобы выбрать книгу, – отец взъерошил ей волосы. – И ты скоро поймёшь, что это не так просто, как может показаться.

– Я могу взять любую? – глаза Эрики заблестели.

– Да, любую с этого стола. Если честно, это был довольно странный лот, который стоил неприлично дорого, не будь в нём томика Профессора из первого тиража в прекрасной сохранности[13]! Только представь, он был обернут в папиросную бумагу, и наследник даже не понял, какое сокровище упустил! Глупый-глупый хоббит-с! – рассмеялся отец, подражая голосу Голлума из фильма[14]. – Он был так рад избавлению от хлама, а я чуть ли не плясал при виде бисера, который не был замечен…

Па так потрясающе изображал голоса! А как он читал книги Эрике в детстве! Особенно здорово было, когда вдруг злая колдунья начинала говорить голосом ма. Девочка рассмеялась от приятных воспоминаний. Отец осёкся, поскрёб подбородок:

– Одним словом, моя прелесть, всё относительно! Настоящей удачей было заполучить всё это!

Эрика хитро посмотрела на отца и тот рассмеялся:

– Безусловно, я изъял Профессора, и даже уже нашёл для него покупателя.

Эрика наигранно вздохнула:

– Очень жаль, а то я б взяла его и обменяла на пару отличных кроссовок!

– Какое кощунство! – театрально всплеснул руками отец.

– Всё это вымысел, – продолжала упрямствовать Эрика. – А кроссовки реальны!

Па поморщился так, будто клопа съел:

– Кто ты? И что ты сделала с моей дочерью? – он ущипнул её за щеку. – Ты права, эти истории лишь иллюзии, но иногда они реальнее жизни. Однажды ты это поймёшь.

Девочка криво улыбнулась. В их «бумажном» доме время заплутало, но стоило выйти во внешний мир, как становилось очевидным: модные кроссы, смартфон и чуть больше карманных денег сделали б жизнь гораздо проще, а главное, рассеяли порою не совсем доброжелательное и чрезмерно навязчивое внимание одноклассников.

Но тут отец прищурился, наклонился так, чтобы его глаза и Эрики разделяло только два слоя линз очков:

– Но если унюхаешь говорунов, забрось в тёмную коробку. Я разберусь с ними, как только вернусь.

– Мало того, ты накинул мне работы, так ещё и бросишь меня среди бука-монстров? – возмутилась Эрика.

– Я оставляю тебя в самой лучшей компании! – отец широким жестом окинул кабинет. – И даю тебе свободу выбора!

– А что станет с ними? – Эрика коснулась верхней книги ближайшей стопки. – С молчунами.

– Одна станет твоей, а остальные… – он пожал плечами.

Эрика и так знала, что остальные захватят часть кабинета и, возможно, навеки поселятся в их доме.

– Кстати, раз ты всё равно будешь их смотреть, будь добра, впиши их в реестр находок.

Отец порылся в столе, открывая ключиком ящик и извлекая из него какие-то бумаги и складывая в кожаный портфель с лямкой через плечо.

– Подумать только – кроссовки, – буркнул он,