Империя мертвецов - Кэйкаку Ито
– Я слышал, дело в новых некрограммах… – ответил я, невольно вспоминая строгое лицо профессора Ван Хельсинга. Того самого, который параллельно с научными исследованиями работал на британскую разведку, составляя карты неизведанных земель, собирая слухи о войсках всех стран, да еще и разнюхивая причины возникновения того или иного военного учреждения. Это все рутина для шпиона, но он ведь и в научных изысканиях добился значительных результатов. Со временем я понял, что «Юниверсал Экспортс» – это не просто прикрытие для Аппарата Уолсингема. Они отправили противнику Российской империи новые некрограммы, тем самым сохранив наше преимущество и подорвав вражеские силы. В Уолсингеме действительно занимались экспортом.
Большая игра…
Британская империя играет в войну с Российской империей на большей части Евразии. Избегая по мере возможности прямого конфликта, обе страны свято блюдут свои интересы и вставляют палки в колеса противника. Пешки в этой игре – не войска. Государства устанавливают буферные зоны и бьют по рукам всякого, кто потянется сорвать сладкий плод, а порой, напротив, подстрекают его сорвать. Учинять беспорядки в других странах дешевле, чем содержать армию. Игроки – начальники разведок, которые распоряжаются своими агентами, и теперь я пополнил ряды разменных фигур. В этом смысле сам факт того, что мы вынуждены отправить в Афганистан войска, – признак неудачной диспозиции.
– Прекрасно, – кивнул Литтон, сворачивая в коридор, стены которого увивали паровые трубы. – А теперь объясни, почему Россия отступила, несмотря на то что православная святыня, Константинополь, уже маячила у них перед носом.
Такого вопроса я не ожидал. Какое-то время по коридору разносилось только эхо наших шагов, затем я осторожно предположил:
– Они слишком растянули войска, и европейцы все сильнее трепали им фланги. Улучив момент, они…
– Прекрасно, – повторил вице-король, снова меня перебив. – Понял, к информации о наутилусах у тебя доступа не было. Российская империя не могла проигнорировать три наутилуса, которые мы запустили в Средиземное море. Они не всплыли, конечно, но наделали шуму. Да уж, любит М шуточку отколоть! Отправляет человека в Афганистан и ничего ему не объясняет. Ну хорошо, а как насчет Крымских призраков?
Я силой воли удержался от вопроса про эти непонятные наутилусы и удивленно склонил голову набок, недоумевая, как это во мне до сих пор не закипела злоба по отношению к Литтону. Возможно, град его бессвязных вопросов слишком быстро ее тушил, но, быть может, на самом деле я осознавал, что таким образом он восполняет мои информационные пробелы.
– Крымских?
– Крымских. Право слово, что за задание в Уолсингеме придумали юнцу, который не знает даже таких элементарных фактов?! Или они так зубоскалят в ответ на мою критику по поводу их скрытности? Или намекают, что истинный джентльмен не станет вовсю трезвонить о своих подвигах? Или считают, что у меня слишком много времени? Это возмутительно! Я напишу ноту протеста!
Литтон без колебаний и сомнений летел сквозь хитросплетения коридоров вниз по лестницам, ныряя под старинные арки, и все больше распалялся.
– Так мы назвали отряд под предводительством безумных некроинженеров, который двадцать лет назад, в конце Крымской войны, сбежал из осажденного Севастополя. Знаешь, что они учудили? – Вице-король потряс в воздухе кулаком. – Перебрались через Черное море, засели в Трансильвании и со своими куклами основали там «автономный округ». Они натурально собирались производить мертвецов. К счастью, их инициативе помешали…
– …Ван Хельсинг и Джек Сьюард.
– Именно так. Секция Q в Уолсингеме тогда реквизировала некротехнологии, которые до сих пор хранятся в тайне. Это хорошо, что они не оставили официальных записей по этому поводу. Трансильванское дело до сих пор не раскрыто. Все пойманные некроинженеры оказались мелкими сошками.
Пока Литтон громко причитал, какие вокруг остолопы, мы дошли до огромной двери в конце коридора. Двустворчатой, с помпезными рельефами льва и единорога. Свет тускло блестел на ее массивной поверхности. Стальные створы на высоте роста Литтона поддерживались петлями размером с чемодан. Вице-король указательным и средним пальцами вытащил из нагрудного кармана металлическую перфокарту, сверкнувшую в темноте. Провел ее через считыватель сбоку от двери, и из-за стен до нас донеслось мощное шипение пара.
Массивные створы подались к нам, открывая лестницу столь широкую, что по ней могла пройти боевым строем целая рота. В центре утопающей в подземном мраке лестницы гладкая каменная кладка образовывала транспортировочный спуск, а вдоль стен вместо перил протянулся рельс.
– Добро пожаловать в сердце Бомбейского замка! – развел руками Литтон, будто приглашая меня спуститься в пучины ада.
II
За спуском ждала непроглядная тьма.
По стенам путеводной нитью горели газовые рожки, и в их мерцающем свете из мрака выныривал лес из вертикально стоящих гробов. Свет плясал на их серебристой поверхности чарующими переливами металлического блеска, как на японских лакированных безделушках. А инкрустированные в крышки золотистые месяцы навевали мысли о ночных волнах, в которых луна разбивается на тысячи осколков.
Катакомбы под Бомбейским замком распахнули свою пасть, простираясь насколько хватало моих глаз. Куда ни глянь – ровные ряды могил. От обычного кладбища это место отличалось тем, что из земли торчали не кресты или надгробные плиты, а сами гробы. С открытыми, между прочим, крышками, так что видно спящих внутри мертвецов. Хотя нет, «спящие» – не самое точное слово. Они мертвы и не дышат, но в любой момент готовы пробудиться от смерти и прийти в движение.
Сейчас, в конце века, даже само слово «умирать» означало уже не процесс перехода в небытие, но пребывание в продолжительном состоянии ожидания.
От гробов по каменному полу змеились испещренные разными пометками газовые трубы толщиной с руку и пучки из электрических кабелей. Тут и там висели таблички – по всей видимости, инструкции по эксплуатации, но смотрелись они как неуместно веселенькие розовые и желтые треугольные флажки. Могилы этих мертвецов кощунственными эпитафиями оскверняли каракули с шифрами – будто таблички к чучелам в музее. Поистине ни с чем не сравнимое и очень практичное равнодушие.
Вокруг голов и тел внутри гробов вились бесчисленные электроды и датчики, которые считывали жизненные показатели мертвеца. Впрочем, сюда, пожалуй, тоже вкралась лингвистическая путаница: эти так называемые «жизненные» показатели отражали только состояние материи. На посеревшую кожу чья-то небрежная рука нанесла рабочие отметки.
Пока я стоял столбом, Литтон практически пропел мне над ухом:
– «Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях
