Империя мертвецов - Кэйкаку Ито
Литтон протянул руку к лесу из гробов.
– Проблема в том, что никто не видит полной картины, – промелькнула на его лице тень тоски. – Нам отчаянно не хватает некроинженеров. Перед тобой полуавтоматическое предприятие, тут за раз готовится и может обработаться несколько тысяч мертвецов, но среди работников не наберется и трех, которые понимают, по какому принципу тут все устроено. Чинят, если что сломалось. Это они умеют, да, но и только. Мало вставить на место вылетевший кабель, чтобы познать таинство души. Мы ставим на место шестеренки, зашиваем раны, залатываем то, что пришло в негодность, и избавляемся от тех мертвецов, которые повреждены безвозвратно… Расскажите же мне, в чем смысл медицины, доктор Ватсон!
Он не ждал от меня ответа на свой вопрос, и я промолчал. Я был принят на новую должность до того, как успел окончить университет, но М позаботился, чтобы в моих документах значилось, будто я доктор медицины. И мне не кажется необходимым лишний раз поднимать эту тему.
Я молча следовал за Литтоном через ряды гробов, и наконец мы пришли к стене, которую охраняло два охранника-франкенштейна. По мановению руки вице-короля они оставили пост, а он вытащил из нагрудного кармана еще одну перфокарту, которую на этот раз передал мне. Кивнул в сторону считывателя, который до этого закрывали собой охранники, а сам подошел к другому, у противоположной стены. Детский, в сущности, трюк, но, похоже, этот проход открывается только при одновременной активации двух карт. Я дождался знака, и мы синхронно опустили руки к считывателям.
Раздался низкий гул, который отозвался у меня внутри, параллельно с линией кладки пробежала трещина, посыпался песок. В стене проявилась квадратной формы дверь. Литтон легонько нажал на нее с правого края, поманил меня пальцем, и я прошел сквозь еще одни врата подземного царства.
В ноздри ударил трупный запах.
Я на своем веку успел повидать достаточно мертвецов, но тут мертвечиной воняло совсем уж невыносимо. А ведь я уже несколько месяцев живу под одной крышей с Пятницей! Уверенность, будто у меня уже выработалась привычка к этому запаху, пошатнулась, но тут я сообразил: все дело в том, что сюда примешался запах крови. Человеческие ощущения накапливаются не простым арифметическим прибавлением, а смешиваются в нелинейных пропорциях. Представьте себе, как незаметные нотки специй совершенно меняют вкус супа. Литтон, зайдя мне за спину, опустил рычаг, и тут же, издав звук сродни человеческому вздоху, загорелись газовые рожки. Помещение – весьма просторное – озарилось дрожащим светом.
У дальней стены виднелась человеческая фигура.
Человека привязали к распятию. Он безвольно свесил голову, лицо скрывали длинные тени. Беспощадно скованные металлом запястья почернели. То есть поначалу мне показалось, что несчастный прикован, но, возможно, на самом деле его прибили к кресту гвоздями. Пальцы заканчивались черными когтями. Из-под лохмотьев проглядывала бурая кожа, а тело в десять слоев крепко оплетали железные цепи.
На левой половине груди я увидел у него черный круг размером с кулак. Под забрызганной чем-то черным одеждой темнел срез цилиндрической формы. Кол… В тело вогнали кол, который потом срезали на уровне груди.
Литтон прошел сквозь это помещение, похожее на христианский храм, и остановился чуть поодаль от злосчастного. Поднял к его лицу правую руку и помахал перед носом пальцем. Голова окованного медленно поднялась… и железные зубы лязгнули прямо возле ладони Литтона. С уголка губ свесилась черно-красная слюна.
Глаза у чудовища налились кровью и выпучились, оно яростно забилось, от чего крест заскрипел.
– Vere passum immolatum in cruce pro homine: cuius latus perforatum fluxit aqua et sanguine[16], – насмешливо пропел Литтон фрагмент из «Аве верум корпус» и спросил, оглядываясь на меня: – Как тебе?
– Женская особь… – кое-как выдавил я, борясь с порывами тошноты. Вице-король наблюдал за мной без тени веселья или сочувствия, но с каким-то странным блеском в глазах.
Женская особь… Церковь милостиво смотрела сквозь пальцы на мертвецов, при первом запуске одаривала их крещением, но ни англиканская церковь, ни Ватикан никогда не разрешили бы создать такое… Запретное, невозможное создание висело связанным перед моими глазами. В эпоху Ее Величества королевы Виктории такое даже вообразить себе невозможно! Это грубейшее нарушение всяких устоев и морали. Литтон же тихо спросил:
– Удивился?
Я изо всех сил пытался сглотнуть комок в горле, и вице-король отчитал меня, как нерадивого подмастерья.
– Ну что же ты, Ватсон, не такой реакции я от тебя ждал. На тебя возлагают большие надежды! Что это за поверхностное суждение? А, слуга науки? – посыпался на меня град насмешек, но я чувствовал в этом бормотании – без тени улыбки – трепет на грани безумия.
– Но ведь…
Как и в случае с мертвецами-подрывниками, технически ничего сложного тут нет. Для некроинженерии нет разницы между мужским и женским мозгом. Но меня инстинктивно начинало выворачивать от одной только мысли об этом. Разум отказывался верить, что на свете найдется человек, который готов замарать себя подобным деянием. Конечно, такая возможность существует. И я повторил себе, что все, что возможно, рано или поздно произойдет. Однако мне потребовалось все самообладание, чтобы не перекреститься. Мертвец – это просто мертвец, даже если он женского пола. Никакого здоровья не хватит каждый раз креститься при виде мертвеца.
Мертвечиха продолжала свои бесплодные попытки растерзать Литтона железными зубами и когтями, она неистово билась на кресте. Цепи, что сковывали ее, бешено звенели. Звенья на ногах так впились в ее плоть, что готовы были вот-вот лопнуть, а срез кола на груди то и дело задевал Литтона, но вице-король ничуть не изменился в лице.
– Неужели не заметил? – появилась на его губах ухмылка, тонкая, как лезвие ножа.
Я, задыхаясь, произнес:
– Эта женщина…
– Повторяешься, – скучающим голосом ответил мой собеседник.
Я чувствовал, что у меня вот-вот подломятся колени, но усилием воли заставил себя договорить:
– …мертвечиха.
– С чего ты взял, что это… – бросив на женщину быстрый взгляд, задал не вполне понятный мне вопрос Литтон, – рукотворный мертвец?
Да потому, что это понятно с первого взгляда! Кто еще может биться с колом в сердце, как не мертвецы, славящиеся своей выносливостью? Не говоря о том, что живые – впрочем, и мертвые тоже – сразу видят разницу. Их еще ни разу никто не спутал. Меж нашими царствами проведена печальная черта, и в ограде смерти возведены незыблемые врата, что пропускают лишь в одну сторону. Эдем оберегает херувим с мечом.
Лишенная живой стати мертвечиха,
