Кровь Первых - Ольга Аст
Для некоторых это стало бы непосильной ношей, но я радовалась, что могла притронуться к истокам жизни. Самым сложным было не вмешиваться в ее течение и не влиять на выбор людей. А так хотелось предостеречь их от опасностей или предотвратить войны и спасти невинные души.
В такие моменты, когда груз всеведения и бездействия придавливал к земле, а от бессилия тянуло выть, я уходила в леса. Мне нравилось бродить по зарослям, протаптывая новую дорогу, или забираться на необхватные ветви деревьев и наблюдать за тем, как настырные лучи пробиваются сквозь листву. А еще – каждый раз возвращаться в воспоминаниях к своим снам, где рядом со мной всегда был один и тот же человек, пахнущий лавандой. От мужчины исходили тепло и безграничная нежность. Его серые глаза напоминали темный перламутр, в котором играли солнечные блики. Они завораживали и притягивали. Я его не знала, но меня тянуло к нему, и сердце разрывалось от тоски. Должно быть, так чувствует себя Словотворец в поисках своего короля. Две половинки, которым суждено объединиться.
Со временем я уже отчаялась найти мужчину из видений, но судьба распорядилась по-другому, предоставив мне возможность отправиться вместе с Лао в Дартелию, для того чтобы подтвердить пришествие нового Словотворца.
– Что скажешь, Эйнария? – отец рассматривал приглашение с эмблемой и печатью волка.
Последний раз дети леса посещали соседнюю страну на коронации будущего правителя Дартелии. Древо не ошиблось, Бардоулф – перерождение души Маэль. Я давно почувствовала израненную нить ее жизни. Маэль обладала невероятной добротой и безграничной любовью, а Бардоулфа лишили всего. Доброту обратили в злость, любовь сделали слабостью. Но сила души осталась прежней. Сила, способная все изменить.
– Это настоящий король, Лао должен показать наше одобрение. – Я печально кивнула.
– Ты не хочешь поехать туда? – отец удивленно поднял брови, ведь раньше мне нестерпимо хотелось побывать в стране, построенной Первыми.
Я качнула головой, в глазах стояли слезы горечи.
– Не хочу видеть, как изуродовали душу, отец.
– Хорошо, – он не настаивал, когда речь заходила о богах и душах, – ты лучше знаешь, что делать, Эйнария.
Но теперь все изменилось, мне было необходимо отправиться туда. Сердце трепетало, как тонкие крылышки стрекоз у цветка в жаркий солнечный день. Голос из сна звучал в ушах, разливаясь тягучим горячим золотом по телу. Все внутри призывало поехать в Дартелию.
– Я сопровожу Лао, отец.
От удивления он отложил свиток и всмотрелся в мое лицо.
– В прошлый раз ты не изъявила желания покинуть пределы Хельгура, Эйнария. А теперь ты готовишься стать верховной жрицей и тебя ожидает ритуал очищения. Своими обязанностями нельзя пренебрегать.
«Но меня там ждут!» – хотела завопить я, но вместо этого лишь тихо вздохнула.
– Так угодно богам, отец. – Не совсем ложь, скорее, небольшая уловка.
Пронзительный взгляд правителя детей леса не отпускал меня, пока какая-то мысль не заставила его еще раз перечитать приглашение.
– Словотворец… – отец задумчиво потер подбородок и потом воскликнул: – Неужели он настоящий? Поэтому богам угодно твое присутствие? Постой, ничего не говори. Можешь пройти очищение, когда вернешься.
Мне стало стыдно за свой первый обман, даже несмотря на то, что Словотворец действительно был не только истинным, но еще и сосудом для Первого бога.
С помощью маленького ухищрения я оказалась в огромном дартелийском дворце, скрываясь в рядах других хельгурцев. Лао не ощущал души, и поэтому его сомнения и настороженность смешили меня. Знал бы он, что от нашего слова ничего не зависит, но как единственный сын лесного орла Лао пытался выглядеть рассудительно и грозно.
В один миг посторонний шум стих, став едва заметным шорохом, а воздух наполнился тонким, почти неуловимым ароматом лаванды. Черный цвет волос моих соплеменников мне не нравился никогда, но его темные волосы напоминали небо в осеннюю ночь, призывающее сорваться в его бесконечность и утонуть. Глаза же были похожи не на сияющий перламутр, а на утренний туман, когда не знаешь, куда идти и поглотит ли он тебя, или бережно окутает легкой дымкой и приведет в новое, совершенно особенное место, сулившее счастье. Холод, исходивший от этого мужчины, воскрешал желание отогреть его и увидеть ту самую улыбку из сна. Мне хотелось сорваться с места и подбежать к нему, рассказав про мучительные видения. Но я понимала, что время еще не пришло, и поэтому терпеливо ждала, наблюдая за душами Маэль и Древнего бога. Он пока спал, ведь был предназначен другому королю. Сосуд – прекрасный и сильный. Их перерождениям суждено стать легендой, а мне – лишь сторонним наблюдателем, не имеющим права прикасаться к нитям судеб.
Взгляд украдкой скользнул по стройному силуэту и изысканному костюму. Я нашла его, нашла своего незнакомца. Советник короля Дартелии. Алеистер.
* * *
Приведя себя в надлежащий вид, я подтянула завязки на рукавах и откинула назад волосы. И чем Лао не устраивала моя одежда? В Хельгуре мы могли носить достаточно смелые наряды, не беспокоясь осуждений или порицаний. Дети леса любили открыто и не стеснялись проявлять свои чувства, а все правила приличия выдумали чванливые старики, ничего не понимающие в жизни.
Однако стоило признать, что мой облик должен был соответствовать предназначению. Как потомок Первых родов я не могла принести свою душу в услужение богам, но вместо этого собиралась стать проводником их воли – жрицей. Они рождались так редко, что им грозила участь Словотворцев – полное исчезновение. Но когда появлялся долгожданный ребенок, способный видеть символы на Древе и нити, к нему приставляли наставников, которые блюли чистоту жреца или жрицы.
До встречи с Алом я считала, что действительно хочу всегда оставаться непорочной, дабы всецело посвятить себя воле Великих богов. Но сейчас во мне боролись два чувства: ответственность перед Небесами и долг перед собой.
– У жриц нет собственной воли. У жриц нет желаний. Жрицы – неприкосновенные проводники гласа богов. – Заученные слова звучали монотонно и теперь не несли в себе ничего, кроме обреченности.
Я вышла из своей комнаты и направилась в купальню, где меня ждало омовение в трех водах из трех источников. В ночь полной луны мощный ствол Древа покрывался тончайшей сверкающей паутинкой, из которой складывались древние символы. Лишь жрица могла читать послания богов, и лишь ее допускали на священную поляну.
После омовения в мое тело втерли масла из трех трав, произрастающих в разных сторонах света и хранящихся отдельно друг от друга. Они смешивались только при нанесении на кожу жрицы, символизируя единение Трех. Безмолвные девушки расплели мои косички и убрали деревянные бусины и разноцветные перья. Умаслив волосы, они расчесали их гребнем, выпрямляя локоны. Облачив меня
