Корона Меднобородого - Алексей Вячеславович Зубков

— Давай, я за тебя пожалуюсь.

— Давай.

— Ой бедная я несчастная! — завыл Ласка по-русски, изображая тонкий женский голос, — Завалило красну девицу снегом белым и грязью черной!

— Стой. Давай, чтобы я тоже понимала.

Ласка перевел на немецкий. Правда, затруднился найти точный синоним для «красна девица». Сказал «прекрасная».

Рафаэлла рассмеялась.

— Я даже не знаю, что смешнее, — сказала она, — Твоя жалоба или твой акцент.

— Зато руки согрелись.

— Да, давай расстегивать пряжки.

Общими усилиями наощупь расстегнули пряжки на плечах, ремень вокруг талии и по ремешку вокруг бедер и вокруг рук. Под доспехи Рафаэлла надела штаны с хорошо удерживающей тепло подкладкой и толстый шерстяной дублет. Еще ее защищал от холода короткий плащ поверх доспехов, а шлем скрывал в себе толстый подшлемник. Вот вместо латных перчаток девушка надела кожаные тонкие, в которых и замерзла. Сражаться мечом она не собиралась, только стрелять.

Ласка же оделся заметно теплее. Отправляясь в ноябре в горы, он надел тот костюм, в котором зимой покинул родные края. Включая долгополый кафтан, безразмерную епанчу и даже рукавицы, которые забыл заткнутыми за поясом, не настолько холодно. С другой стороны за поясом торчала шапка, которая попала туда после того, как на голову выдали шлем с подшлемником.

— Как глаза?

— По слезинке в час. Пожалуйся на жизнь, вдруг тебе чего-то в ней не хватает, чего не купишь за деньги.

— Мне не хватает большой и чистой любви, — вздохнула Рафаэлла, — Раньше мне не хватало любви и огнедышащего дракона, а теперь за дракона Элефант, а за любовь никого.

— Но ты очень красивая. И из хорошей семьи.

— Я уже говорила про мое происхождение.

— У вас это прямо так важно?

— А у вас нет?

— Не очень, — Ласка попытался вспомнить, как дворяне относятся к тому, что кто-то из них женился на купеческой дочери, — Чаще завидуют. Дворянам на Руси не до жиру. Самим с земли и мужиков тяжело накопить и на коней, и на оружие, и на доспехи. Купеческое приданое в хозяйстве пригодится.

— Приданое пригодится, а жена?

— Не знаю, как у вас, а у нас купеческая дочь такая же православная, как дворянка на выданье. Только потолще малость. Говорят злые языки, что некоторые женятся не по любви, а ради приданого, да кто бы их слушал. Князю нужно, чтобы как война, так мы чтобы встали как лист перед травой. Конно, людно и оружно. Кого волнует, какая у меня жена, если я в строю железом сверкаю?

— Тебя послушать, так вы бедные и постоянно воюете.

— Так и есть. Вот победим татар и разбогатеем.

Рафаэлла рассмеялась.

— Ты бы хоть слезинку уронил.

— Про себя расскажи, тогда уроню. Над своими бедами мужчины не плачут.

— Дети папиных друзей не раз провозглашали меня дамой сердца и намекали на куртуазные интриги, но я чувствую, что у них нет серьезных намерений.

— Хоть целовалась?

— Вот только и целовалась. Зачем пускать парня под юбку, когда он дальше утра себя со мной не видит?

Ласка пожал плечами. На родине ему встречались девушки, которые думали так же, и он их нисколько за это не осуждал.

— А мамины друзья? — спросил он.

— Купцы и разбойники. Нет, для своих они вполне приличные люди. Но с маминой точки зрения они не такие, как круг общения папы. Недостаточно приличные. Мама не хочет, чтобы я вышла за простолюдина. Она рассчитывала породниться с дядей Антоном, но у них в семье не нашла подходящего жениха.

— Кто такой дядя Антон?

— Антон Фуггер.

— Тот самый?

Мало ли, тезка. Имя не редкое. От Вольфа Ласка знал, на кого работает отец Рафаэллы. Именно работает, не служит. Служат князьям, а не купцам.

— Тот самый. Фуггеры могут себе позволить не экономить на верных людях. Даже на бедных и одиноких простолюдинах. Слышал про Фуггерай? Они строят жилой квартал для своих ветеранов.

— Уважаю. А в Вене нравы сильно отличаются от французских?

— В каком смысле?

— Я бывал при дворе короля Франциска. Там совершенно нормально вступать в отношения и без серьезных намерений. У вас не так?

— Франция это Франция. Там граница приличий заметно дальше от нашей, — вздохнула Рафаэлла, — Нет, я бы не смогла ужиться с тамошними нравами. Конечно, можно согласиться на романтическое приключение с неизбежным расставанием. Особенно, если неприличное предложение делает прославленный рыцарь. Даже если просто красавчик вроде тебя.

— Я красивый? — удивился Ласка.

Ему случалось встречать заинтересованные женские взгляды, но он думал, что католички с любопытством разглядывают его как экзотического иностранца. Как неведомую зверушку.

— Да, — ответила Рафаэлла, — Тебе дома не говорили?

— Дома-то говорили. Но у вас, наверное, свои представления о мужской красоте.

— Такие же, как у вас. Ты молодой, статный, стройный, сильный. Кони тебя слушаются, сабля в руках порхает. Волосы светлые. Чем дальше к югу, тем больше ценятся светлые волосы, как у папы. На севере наоборот, южные брюнеты привлекают больше внимания. Такие, как дядя Тони. И ты вкусно пахнешь.

— Правда?

Ласка думал, что он пахнет своим и конским потом, холодным железом, плохо отстиранной кровью, ветрами больших дорог и дымом от костра.

— Да. Как пахнут все настоящие мужчины. Среди папиных друзей тебя бы собака не отличила.

Рафаэлла наклонилась и поцеловала Ласку в губы. Он охотно ответил и приобнял девушку.

— Правда, я хорошо целуюсь? — спросила она.

— Лучше всех в мире, — ответил Ласка.

Какой-нибудь буквоед сказал бы в ответ, какое место заняла девушка в его рейтинге поцелуев. Хотя среди немцев с их любовью к порядку такой ответ девушку бы и не удивил.

— Ты очень куртуазный, — ответила Рафаэлла, — Ответил, не задумавшись. Наши мужчины сначала бы мысленно сравнили со своими бывшими.

— Ты совершенно бесхитростная, — сказал Ласка, — Можешь поцеловать мужчину первая, не оговорив себе какую-нибудь выгоду.

— Только поцеловать. Не дальше. Представь, что у нас с тобой дойдет до… этого самого. И как я потом, будучи замужней женщиной, смогу смотреть в глаза своему первому? Высшее общество не так уж велико.