Знак Единорога. Рука Оберона - Роджер Желязны
Стоя на скале, я посмотрел вниз на то, что сначала казалось наполненной бессчетными вспышками цвета долиной; но когда надвигающаяся тьма изгнала это зрелище, звезды затанцевали и зажглись в глубинах, такие же, как наверху, создавая впечатление бездонной пропасти. Я словно стоял на краю мира, на краю вселенной, на краю всего сущего.
А вдали, далеко-далеко, что-то парило над беспросветно-черной горой – сама чернота, но окраенная, очерченная едва различимыми вспышками света. Я не мог оценить размеров этой штуки, ибо расстояние, глубина и перспектива в данном месте отсутствовали в принципе. Единое строение? Группа зданий? Город? Или просто место само по себе? Очертания изменялись всякий раз, как только очередной луч добирался до сетчатки глаза. Легкие полотнища тумана медленно проплывали меж нами, скручивались, словно струи дыма в потоках горячего воздуха. Мандала прекратила вращаться, оказавшись строго в противофазе; теперь цветная часть находилась позади меня и стала незаметной, если только я не обернусь – какового желания у меня категорически не было.
Приятно было стоять вот так и смотреть в пропасть, полную бесформенного первозданного Хаоса, который некогда и породил все остальное… Он старше, гораздо старше Образа, я знал это, откуда – непонятно, но совершенно точно, это находилось в самом стержне моего сознания. Я знал это, ибо был уверен, что когда-то уже бывал здесь. Еще ребенком, на заре жизни, я оказался здесь – отец меня привел или Дворкин, уже не помню, – и то ли стоял сам, то ли сидел на руках, на этом самом месте или где-то рядышком, и взирал вниз на эту самую сцену с, абсолютно уверен, тем же самым ощущением – с таким же полным непониманием и ощущением беспокойства. Удовлетворение окрашивалось нервным восторгом, чувством запретного, ощущением зыбкого предвкушения. Странно, однако в этот самый момент у меня возникло острое желание взять в руки Камень Правосудия, который я вынужден был спрятать в компостной куче в Тени Земля, – с Самоцветом этим Дворкин создал столь многое. Возможно, некая часть меня искала в нем защиту или хотя бы символ сопротивления всему, что таилось там, внизу? Возможно.
Завороженный, я продолжал смотреть в бездну, и то ли глаза мои как-то приспособились, то ли перспектива вновь слегка изменилась, однако теперь я стал различать некую призрачную мелочь, которая мельтешила там, похожая на медленно проплывающие в полосатом мареве метеоры. Я ждал, внимательно рассматривая их, пытаясь понять, зачем они нужны. Через некоторое время одна из полос подплыла достаточно близко. Тогда же я и получил ответ.
Движение. Одна из тех мелких штук вдали выросла, и я понял, что она движется по некоему извилистому пути, направляясь ко мне. Через несколько секунд она обрела очертания всадника. Еще немного, и всадник обрел плотность, не утратив при этом некой призрачности, присущей здесь, кажется, абсолютно всему, что я наблюдал. Еще мгновение, и передо мной был нагой всадник на голом, без гривы и шерсти, коне, оба смертельно бледные, они стремительно мчались ко мне. Всадник размахивал белым, как кость, клинком; его глаза и глаза коня полыхали красным. Не знаю, видел ли он меня, существовали ли мы в одном и том же пласте бытия, столь неестественным был его облик. Тем не менее я вытащил из ножен Грейсвандир и отступил на шаг, ожидая, когда всадник приблизится.
C длинных белых волос всадника срывались крошечные искристые пылинки, а когда он повернул голову, я понял, что он сейчас нападет, ибо взгляд его, тяжелый и холодный, я физически ощущал всем телом. Так что я повернулся боком и поднял клинок.
Всадник продолжал двигаться, и я сообразил, что и он, и конь были куда больше, чем казалось изначально. Все ближе и ближе, и вот, оказавшись совсем рядом – метров за десять от меня, – всадник поднял коня на дыбы, и оба они уставились на меня, чуть покачиваясь, словно стояли на плоту в морских волнах.
– Твое имя! – прогремел голос. – Назови свое имя, пришедший сюда!
От его голоса у меня зазвенело в ушах. Монотонный, громкий, лишенный всяческих интонаций.
Я покачал головой.
– Я называю свое имя когда пожелаю, а не по приказу. Ты кто такой?
Он коротко гавкнул, три раза. Видимо, засмеялся.
– Я сброшу тебя в бездны, где ты будешь вечно выкрикивать свое имя.
Я нацелил Грейсвандир ему в глаза.
– Слова дешевы. Виски стоит денег.
И именно в этот миг меня пробрал легкий холодок, словно кто-то развлекался с моим Козырем, думая обо мне. Но ощущение было слабым, а все мое внимание в настоящий момент занимали иные вещи, ибо по воле всадника его чудище снова взвилось на дыбы. Слишком далеко, решил я. Но это «слишком» относилось к другой тени, потому как зверюга прыгнула ко мне, покинув призрачную дорожку, по которой скакала ранее.
До той скалы, где стоял я, конь не допрыгнул, однако они вовсе не рухнули в бездну, как я надеялся. Нет, конь продолжал двигаться летящим галопом, и хотя полет был примерно вдвое медленнее настоящего галопа, но они продолжали плыть ко мне над бездной.
И пока всадник на коне бледном вот так плыл ко мне, я заметил вдалеке – там, где он появился изначально, – еще одну фигуру, что двигалась в моем направлении. Ничего не поделаешь: остается только стоять на месте, драться и надеяться, что я сумею разделаться с первым нападающим до того, как подоспеет второй.
Всадник приблизился, горящие очи его скользнули по мне и задержались на Грейсвандире. Какой бы ни была природа безумной иллюминации за моей спиной, она оживила изящный узор, выгравированный на моем клинке, и начертанная на нем часть Образа заиграла и заискрилась по всей длине. К тому времени всадник был уже совсем близко, но дернул поводья, а взгляд его метнулся вверх и скрестился с моим собственным. Гадостная ухмылка его исчезла.
– Я знаю тебя! – воскликнул он. – Ты тот, кого зовут Корвин!
Но мы уже
