Некромант: Время камней - Михаил Ежов
— И ты доволен? — спросил Сафир сухо.
В тот раз друг неприятно поразил его: словно приоткрылась завеса над чем-то прежде глубоко спрятанным в его душе, и оттуда показалась уродливая рожа демона.
Нармин рассмеялся, но как-то неестественно, хотя видно было, что отчасти и искренне.
— Не знаю, — он убрал меч в ножны и поправил пояс. — Говорю же: не понял до конца всего ещё. Видишь, какой я, оказывается, — он коротко и испытующе взглянул на Сафира. — А ты думал, я убиваю лишь по долгу службы, а на самом деле у меня сердце кровью обливается?
Сафир промолчал, глядя на своего друга в мрачном недоумении. Ему казалось, что того снедает затаённая боль, которая неожиданно выплеснулась наружу.
— Это ты из-за того, что я приют для сироток построил и учителей им нанял? — насмешливо продолжал Нармин. — Решил, что я детей люблю и о душах их пекусь, о чистоте нравственной?
— Я и сейчас того же мнения, — сказал Сафир, понимая, что Армаока заставляет всё это говорить стремление к самобичеванию.
Ему было жаль друга, и хотелось ему помочь, но он не знал, как. Нармин был из тех людей, что не торопятся раскрыть душу даже перед теми, кто готов выслушать их.
— Неужто⁈ — Нармин как будто обрадовался на мгновение, но быстро отвернулся. — Впрочем, отчего же мне и не любить их? — добавил он тише. — Ведь многие умеют совершать жестокости и в то же время творить добро и не чувствуют никакого противоречия. Да и есть ли оно?
— Нет противоречия, это ты верно подметил. Только ты вот сказал сейчас слово одно: «умеют», и мне подумалось, что не в умении тут дело, потому что нет в таких людях искусственности. Они и добро, и зло творят искренне.
— Тут ты прав, конечно, — согласился Нармин. — Это я неудачно выразился. Только почему ты жестокость сразу в зло записал? Я не говорил такого.
— Как же, ты полагаешь, может быть добро в жестокости? — удивился Сафир, но тут же, будто спохватившись, добавил: — А ведь верно: случается, что и во имя блага приходится быть жестоким!
— Кто же знает, что такое благо? — усмехнулся Нармин, поглядев на Сафира так, словно тот сказал весёлую шутку.
— Император знает, — тихо, но твёрдо ответил Сафир.
— На этом и покончим, — лицо Нармина стало вдруг серьёзным. — Об этих материях нам уже не следует рассуждать.
— И я так думаю, — согласился Сафир.
Он понял, что друг пожалел, что дал себе волю, и замкнулся. С тех пор они никогда не говорили о случившемся.
Почему ему вспомнился теперь этот эпизод, Сафир не знал, только чувствовал, что ошибался тогда, и император не может всегда быть прав. Потому что иначе… иначе всё, что он любил и во что верил, полетит кувырком и разлетится на тысячи осколков!
Когда стемнело, ящер начал снижаться на берег небольшого озера. Он отпустил Сафира у самой земли, и тот благополучно встал на ноги, правда, тут же покачнувшись — то ли от того, что долго болтался в воздухе, то ли от голода.
Посол спустился со спины дракона и задумчиво посмотрел на плывущую в облаках луну. Сафир взял меч наизготовку, приготовившись к нападению, однако Эл скользнул по нему спокойным взглядом и, едва усмехнувшись, сказал что-то ящеру, который тотчас же начал уменьшаться, пока не превратился в ленивца, вразвалку отправившегося собирать хворост — видимо, для костра.
— Простите, что позволили себе похитить вас, лорд, — сказал посол совсем не извиняющимся тоном. — Но я подумал, что участь, которая вас ждёт после того, что вы устроили в Цирке, слишком незавидна, — он покачал головой. — Зачем вы напали на императора?
— Имелись причины, — отозвался Сафир после паузы. Он не был уверен, что должен объяснять что-то послу только потому, что тот якобы решил помочь ему. — Хотите сказать, что погубили свою дипломатическую миссию ради того, чтобы спасти мне жизнь? — он недоверчиво ухмыльнулся. — Не смешите! В чём на самом деле ваш интерес?
Эл пожал плечами.
— Мы с вами успели сойтись за то время, что вы сопровождали меня. Ваша судьба стала мне небезразлична.
— Больше, чем успешное завершение посольской миссии?
— С ней ничего не случится, — отозвался Эл, небрежно махнув рукой. — Все эти дипломатические встречи — всего лишь формальности. Только власть предержащие решают, что им делать и с кем воевать. Если император Камаэль не захочет начинать войну с Казантаром, то и не начнёт. Вы могли бы это понимать.
Глава 62
Сафир невольно улыбнулся. Для него, конечно, не было секретом истинное положение вещей, хотя он и понимал, что поступок посла мог послужить поводом для императора Урдисабана обвинить Казантар в вероломстве. Но причину всегда можно найти, если в этом есть необходимость, и чьи-либо действия не имеют для этого никакого значения. Тут посол был совершенно прав.
— Значит, вы поступили совершенно бескорыстно? — поинтересовался Сафир, продолжая держать меч наготове.
Эл неопределённо улыбнулся.
— А сами вы как полагаете? — спросил он. — Похож я на человека, делающего что-то бескорыстно?
— Не очень, — признался Сафир. — Что ж, хотя бы честно. Пусть и непонятно.
— Почему бы вам не убрать оружие? — предложил посол, взглянув на обнажённый клинок. — Если бы я хотел причинить вам вред, эта железка не помогла бы вам. Да и зачем бы я стал вас спасать? Чтобы убить лично? Это смешно!
— Ладно.
Сафир убрал оружие в ножны и сложил руки на груди, вопросительно уставившись на своего «спасителя».
— Так-то лучше, — кивнул посол. — Между людьми не должно быть преград, особенно таких острых, как ваш меч. Иначе как мы можем доверять друг другу?
— А мы сможем? — Сафир приподнял брови.
— Почему нет? У вас есть
