У порога - Юрий Витальевич Яньшин

— Истинно глаголешь, сыне мой, — задорно подмигнул в ответ священник, без спросу ухватившись за второй, а по сути, за четвертый стакан.

— Ладно. Уговорил. Заявки начнут принимать в 12 часов, если я не ошибаюсь?

— Верно, — кивнул старец, прихлебывая чай уже неторопливо.

— К 12.00 подъеду, так уж и быть. Но дозволь задать вопрос?

— Дозволяю, — милостиво разрешил служитель христианского культа.

— Почему ты сам, отче, не выставляешь свою кандидатуру? Мнится мне, что многие бы согласились проголосовать за тебя.

Митрополит отставил от себя недопитый стакан и нахохлился, как старый и мудрый ворон, сидя на ветке дерева под занудливым осенним дождем.

— Мы, помнится, уже затрагивали этот вопрос на прошлой нашей встрече, — нехотя произнес Евфимий.

— Затрагивали. Вскользь, — утвердительно качнул головой Афанасьев. — Но ты, отче, тогда отделался от меня словами об отсутствии твоей кандидатуры среди возможных претендентов. И теперь я хочу получить от тебя ответ в развернутом виде, — настойчиво произнес он.

— Что ж, изволь, — пожевал митрополит губами в раздумчивости. — Иногда и лицу духовного звания надо исповедаться перед паствой. Думал я об этом. Много думал. Зудел червячок тщеславия, признаюсь и каюсь. Но чем больше я думал, тем меньше нравилась мне эта затея. Не по мне ноша сия. Не знаю, как и объяснить-то по годному, — огладил он свою бородищу (верный признак неуверенности и сомнений). — Суетно всё это для души моей. Да и страшно, честно говоря.

— Чего же ты страшишься? Того, что постигнет участь Алексия II? — удивился диктатор. — Офицеру, даже и бывшему, не положено бояться подобных вещей.

— Не то говоришь, генерал, — поморщился церковник. — Не смерти страшусь я. К смерти каждый христианин приуготовляет себя, как к одному из таинств, ниспосланных нам Господом нашим. Но боюсь её подлости, способной ударить в спину. А ещё боюсь слабости своей. Ведь, стань Патриархом, смог ли бы я удержать в чистоте не токмо тело, но и душу свою от соблазнов мирских? К тому же, как ни крути, а должность сия скорее административная, нежели пастырская. Понимаешь о чем я реку?

Афанасьев согласно кивнул, примеряя на себя всё сказанное. Возможно, митрополит и сам догадывался, через что порой приходилось переступать неоднократно человеку, сидящему напротив него. А священник тем временем продолжал тихо журчать голосом:

— Будь я, хотя бы на десяток лет моложе, может и не отринул от себя стезю эту, ибо велика сила соблазна властию. Но отгорело всё. Не моё это и не по мне ноша сия. Сейчас же я на своем месте, хоть и тяжко иногда тоже приходится. И в дела мирские вникать и епархии объезжать, строжа клир и монасей, не соблюдающих порой Закон Божий со рвением. Иной раз мыслишки одолевают: «Не бросить ли всё и удалиться в дальний скит, дабы полностью отдать себя молитвенным бдениям». Вот и не пойму, то ли стар стал и поглупел изрядно, то ли наоборот, ума-разума набрался под конец жизни. Вечером глаза закрою: «Спасибо, Господи, что дал ещё один день прожить на белом свете!» Утром глаза открою и опять: «Спасибо, Господи, что дал пережить ещё одну ночь и ещё один день походить по свету белому!» Вот так вот, а ты мне тут про патриаршество толкуешь, — закончил он, улыбаясь в бороду, и лучики морщин на его лице подтверждали истинную правоту сказанных слов.

Помолчали немного, думая каждый о своем. Затем старик, словно встрепенулся и стал собираться на выход. Вставая с кресла и беря в руки пастырский посох, опять напомнил, как нерадивому школяру:

— Так не забудь же, к 12-ти ждем тебя со братией и со мирянами.

— Ну, что вы право, отче?! — скорчил недовольную гримасу Афанасьев. — Сказал же, что приду, значит приду.

— Ладно-ладно, не ершись! — опять улыбнулся Евфимий, осеняя диктатора крестным знамением.

IV.

Когда он вернулся в спальню, то настенные часы уже показывали без четвери двенадцать. Афанасьев, вполне справедливо надеялся на то, что Вероника к его возвращению будет спать, а значит, велика доля вероятности избежать ненужных споров о ненормированном рабочем дне руководителя государства. К его огорчению женщина не спала. Она, казалось, целиком и полностью погрузилась в чтение давешней книги о «попаданцах» в иной мир. Валерий Васильевич, стараясь, как можно меньше привлекать к себе внимание, начал раздеваться. Разумеется, его появление не осталось не замеченным со стороны молодой женщины. Она моментально отложила книгу на прикроватную тумбочку и сложив руки на груди с интересом стала наблюдать за процессом раздевания.

— Солнышко! А я думал, что ты уже спишь? — притворился диктатор, будто только что заметил её присутствие.

Он уже приготовился выслушать очередную порцию упреков от раздосадованной его долгим отсутствием женщины, но просчитался.

— Напомни мне, когда у тебя наступит очередной отпуск, а то я позабыла, — прищурилась она, деловито оглядывая его не совсем спортивную фигуру.

— Так-то в мае, но сама знаешь, что всякое может случиться, и тогда отпуск придется перенести, — застыл он перед ней в позе стареющего Аполлона.

— Отлично. Если не появятся какие-либо форс-мажорные обстоятельства с твоей или моей стороны, то я знаю, куда мы с тобой поедем отдыхать.

— Куда? — переспросил он, пропуская мимо ушей информацию о непреодолимых препятствиях.

— Куда-нибудь далеко-далеко, прочь от цивилизации, телефонов, совещаний и командировок, назойливых охранников, хитропопых царедворцев и всей этой суеты.

— От охраны и телефонов, в любом случае, не избавиться, — почесал он в затылке. — Да и где ты найдешь такое глухое место, чтобы нельзя было нас отыскать при острой необходимости?

— Когда мы жили с Арсением, — тут её глаза на миг заволокло туманом воспоминаний, — то отпуск всегда проводили в каком-нибудь экзотическом месте. Он никогда не любил пустое времяпрепровождение и старался заниматься активным отдыхом. Мы проводили время то с альпинистами, взбираясь на кручи кавказских гор, то сплавлялись на байдарках по реке Белой. Один раз чуть даже не утонули, когда наша байдарка перевернулась. А один раз целый месяц прожили у отца его приятеля на кордоне Исток, расположенном на берегу Кроноцкого озера. И даже поднимались вдвоем на вулкан Крашенинникова. Это было так здорово! Никакие курорты с пятизвездочными отелями не заменят полученных там впечатлений!

— С моей-то одышкой — только и остается, что взбираться на вулканы, — усмехнулся он, присаживаясь на кровать и с кряхтением стаскивая с ног носки. — А если на байдарку усядемся, то уж точно утопнем. Я, можно сказать, тока-тока жить начинаю. Еще даже жениться, как следует, не успел, а ты мне такие страсти тут предлагаешь, —